Леонид Шебаршин - Рука Москвы. Разведка от расцвета до развала.
Вопрос о департизации разрешился мгновенно 23 августа 1991 года. По причуде судьбы приказ о запрещении деятельности партийных организаций в органах госбезопасности был подписан моей рукой.
Думаю, ни одной разведывательной службе мира никогда не пришлось отдать столько сил вопросам отношений с общественностью, как Первому главному управлению в 1989—1991 годах.
Демократизация — реальный и мощный процесс. Общественность освобождалась от страха перед некогда всемогущей властью, и совершенно естественно зазвучала тема роли и места органов государственной безопасности в Советском Союзе. Комитету пришлось отвечать не только зарубежным публицистам, но и отечественным. С критикой выступали А. Сахаров, Ю. Власов, писатель В. Кондратьев, множество обеспокоенных честных людей, а равно и тех сотрудников КГБ, которые по различным причинам разочаровались в этой организации.
Лучший вид обороны — наступление. В.А. Крючков хорошо понимал эту военную мудрость. В 1989 году комитет перешел в пропагандистское контрнаступление. Установка была, на мой взгляд, абсолютно правильной. Необходимо убедить общество, что КГБ сегодня не имеет никакого отношения к злодеяниям прошлого, что чекисты были не только инструментом репрессий, но и их жертвами. (Действительно, за годы сталинского террора было уничтожено 28 тысяч сотрудников госбезопасности.) Следовало разъяснять, что органы безопасности выполняют общественно-полезные функции и необходимы любому государству. Все это с пониманием и сочувствием воспринималось массовыми аудиториями, перед которыми стали регулярно выступать сотрудники комитета.
Несколько сложнее обстояло дело с практическими изменениями в работе комитета. Упразднили печально известное Пятое управление КГБ, занимавшееся борьбой против «идеологической диверсии». Но упразднили на бумаге. На самом деле переименовали в Управление по защите конституционного строя. Девятое управление переименовали в Службу охраны. Смысл этого акта, не вызвавшего никакого публичного отклика, мне неясен до сих пор. Настойчиво искали ту область, где КГБ мог бы действительно проявить себя как страж общественных интересов. Так было создано Управление по борьбе с организованной преступностью. Нельзя умалять сложность и важность этой работы. Преступность захлестнула больное общество, сплелась с административными, партийными, правоохранительными структурами. В стране не осталось ни единой, кроме КГБ, организации, которая могла бы взяться за борьбу с этим разрушительным явлением. У КГБ была заслуженная репутация учреждения, не пораженного коррупцией, у КГБ — опытные кадры и разветвленные структуры. Но в 1990—1991 годах новому управлению не удалось проявить себя. Расчеты на быстрый успех не оправдались. Работа по организованной преступности — это совершенно новая область для комитета. Результаты дадут только последовательные, неустанные усилия. Сотрудники госбезопасности, уверен, проявят и здесь самоотверженность и высокий профессионализм. Для этого им нужна поддержка общества, уверенность в своем будущем и разумное руководство, не преследующее личных политических интересов.
В кампанию гласности включилось и Первое главное управление. В декабре 1989 года начальник разведки впервые в ее истории выступал перед открытой аудиторией. В конференц-зале МГИМО собралось несколько сотен преподавателей и студентов, и с замирающим сердцем я приступил к рассказу о своей службе, расположив к себе слушателей, как мне казалось, воспоминанием об учебе в этом институте много-много лет тому назад. В зале были знакомые лица.
А.А. Давидова, учившая меня когда-то языку урду, прислала короткую теплую записочку. Я почувствовал себя увереннее. Заготовленный текст пришлось отложить в сторону. Эти слушатели явно ждали живого слова, и нельзя было обмануть их ожиданий. Выступление удалось. Это стало понятно по дружелюбно оживленной реакции зала, десяткам записок с вопросами.
Январь 1990 года. Авиационный завод «Знамя труда». Очередное выступление. На подступах к залу вижу знакомое лицо — мой дальний родственник Николай Ильин, работающий на этом заводе. Зал набит до отказа, и аудитория — рабочие, инженеры — оказывается даже еще более отзывчивой и доброжелательной, чем в МГИМО. Град вопросов — от очень наивных до весьма непростых. Отвечаю честно, в меру своей осведомленности.
Вопрос: «Сколько вы зарабатываете в месяц?»
Ответ: «Тысячу триста рублей».
В зале раздается гул. Не могу понять, в чем дело, — видимо, сумма велика. Громкий голос из аудитории: «У нас столько слесарь может заработать!» Вот, оказывается, что. А я-то думал, что мне хорошо платят.
Приподнятое настроение наступает после удачного общения со слушателями, но подготовка к нему — это тяжкий труд. Меня удручают штампованные неуклюжие фразы материалов, которые готовятся в нашем управлении информации. Они напоминают передовые статьи «Правды» десятилетней давности. Я переделываю их по своему вкусу. Ведь выступление начальника разведки, как мне думается, событие для слушателей. Они должны видеть перед собой не чиновника, читающего по бумажке, а размышляющего, не во всем абсолютно уверенного человека, способного поделиться с аудиторией своими сомнениями. Главное же, на мой взгляд, говорить правду, честно предупреждая о невозможности разъяснения вопросов, составляющих государственную тайну.
...Разведчик становится известен миру только тогда, когда его постигает крупная неудача. Пожалуй, то же самое можно сказать о разведке. Эта организация по своей природе должна видеть и слышать все, оставаясь сама невидимой. Нам довелось работать в тяжелый период, коли уж я стал лектором...
22 апреля 1990 года (по случайному совпадению, в номере, посвященном 120-летию со дня рождения В.И. Ленина) «Правда» поместила первое развернутое интервью с начальником ПГУ. В этом интервью я пытался реалистически показать место разведки во внешнеполитическом механизме страны, наши новые подходы к реалиям международной жизни и внутреннего положения Советского Союза. Думаю, что удалось избежать громких слов и пустых фраз, намеков на всемогущество своей службы. Интервью было положительно оценено руководством КГБ и нормально встречено читателями. Во всяком случае, критики оно не вызвало. Отношения разведки с общественностью и прессой развивались спокойно и доброжелательно. Единственное осложнение возникло однажды. Еженедельник «Аргументы и факты» предложил набор вопросов, отражающих не только абсолютное отсутствие представления о разведывательной службе, но и попытку представить ПГУ в крайне невыгодном свете. Я дал ответы на все вопросы, добавив к ним следующее обращение: «Мне пришлось комментировать чьи-то измышления, опровергать недобросовестные вымыслы, рассчитанные, по-русски говоря, на простака. Но терпение — одна из добродетелей разведчика, и я отвечал серьезно и добросовестно.
