Илья Давыдов - Юность уходит в бой.
Поступивший из Москвы приказ свидетельствовал прежде всего о том, что территория, на которой мы сейчас находимся, вскоре будет освобождена советскими войсками. Это, конечно, радовало. Но к хорошему чувству примешивалась и грусть: «Славному» снова предстояло удаляться от фронта.
Каждый новый шаг в глубь занятой врагом территории становился все труднее. К середине лета 1944 года протяженность коммуникаций противника еще больше сократилась, и он усиленно их охранял. После нескольких неудачных попыток перейти железную дорогу Лида — Молодечно отряд разместился в деревне Ягодзень. Надо было подождать до тех пор, пока подчиненные подполковника В. В. Рыкина не разведают и не изучат новый маршрут.
Из разных источников мы узнавали, что в войсках противника, расположенных в Минске, Барановичах, Лиде, Молодечно и Гродно, наблюдается нервозность, граничащая с паникой. Она была вызвана не только поражениями [242] оккупантов на фронтах, но и резким усилением активности партизан, особенно на коммуникациях.
Немецко-фашистское командование спешно принимало спасительные меры. Южнее Минска и под Слуцком оно бросило против народных мстителей крупные силы регулярных войск, танки и авиацию.
Пока Василий Рыкин со своими помощниками отыскивал новый маршрут, бойцы отряда успешно совершили несколько налетов из засад. Около села Вишнево они подбили и сожгли четыре автобуса с летным составом, возвращавшимся из Воложинского дома отдыха, а также легковой автомобиль с пятью офицерами.
Но этот успех мало обрадовал командира. Его тревожило одно: почему отряд до сих пор не сумел перейти железную дорогу? И без того немногословный, Анатолий Петрович замкнулся в себе, сделался угрюмым, стал сам выезжать на операции, даже на такие, которые совершенно не требовали его личного участия.
Однажды, находясь в засаде рядом с майором, я вдруг заметил, что от нервного перенапряжения у него начался бред. Сразу же взял для охраны несколько бойцов и отвез больного в Ягодзень. Там составил срочную радиограмму в Центр и запросил самолет. Но Шестакова не пришлось эвакуировать: наступила трагическая развязка.
На берегу Ислочи в скорбном молчании выстроились бойцы «Славного». Отдать последний долг нашему талантливому и бесстрашному командиру, с которым мы прошли по тылам врага от Подмосковья до Западной Белоруссии, прибыли представители и других партизанских отрядов. Велика была наша скорбь. Шла война, большая, тяжелая. Она вырвала из наших рядов многих боевых друзей. Унесла она и всеми любимого Анатолия Петровича.
Командиром «Славного» Центр назначил Кондратия Андреевича Мадея. Такое решение никого не удивило. В тылу врага спортсмен быстро освоил тактику партизанской борьбы. Почти ни одна серьезная операция не проходила без его участия. Мадей умел поднимать боевой дух людей, руководить ими в бою и добивался успеха. Несмотря на его скромное воинское звание (он лишь недавно стал младшим лейтенантом), Мадея хорошо знали и уважали партизаны других отрядов, с которыми нам приходилось проводить совместные операции. [243]
Созвав командиров, Мадей объявил о решении немедленно пробиваться в район, указанный Центром.
— Пусть наш успех, — подчеркнул он, — станет последней, самой лучшей почестью Шестакову, которому так дорого обошлась задержка возле дороги.
Новый маршрут оказался не легче прежнего. В районе железнодорожной станции Полочаны нам пришлось вступить в бой с охранным подразделением противника и отклониться в сторону. В лесной деревушке Копачи разведчики внезапно обнаружили сильно охраняемый объект. Вскоре выяснилось, что мы случайно набрели на специальную школу гитлеровцев, которая готовила агентов и диверсантов для засылки в советский тыл и в партизанские отряды.
Такое гнездо, разумеется, нельзя было обходить и оставлять нетронутым. Упорный ночной бой завершился полным разгромом школы. Несколько агентов удалось захватить в плен. Этому особенно обрадовался Василий Васильевич Рыкин.
Второй сокрушительный удар партизан по гарнизону, расположенному вблизи дороги, еще больше всполошил противника. Теперь о переходе «железки» в зоне станции Полочаны, как предусматривалось планом, и думать было нечего.
Вначале командир подумал, что вышестоящие военачальники не похвалят его за такую инициативу. Но он напрасно волновался. Центр одобрил разгром копачевской школы. Больше того: Мадею было предложено задержаться здесь и подобрать площадку для посадки самолета, который прилетит за немецкими агентами.
В ожидании крылатого гостя с Большой земли Мадей с частью сил отряда нанес удары по Березовке, Верескову и Вселюбу. Предчувствуя близкое наступление советских войск, гитлеровцы спешили превратить эти деревни в опорные пункты. Враг сопротивлялся отчаянно. Но мы сумели разогнать его строительные подразделения.
Жаркое дыхание приближающегося фронта ощущалось все явственнее. 27 июня мы узнали, что наши войска уничтожили крупную вражескую группировку, окруженную в районе Витебска. Потом они взяли Оршу, Могилев, Бобруйск...
Вскоре лесные дороги и большаки оказались буквально забитыми отступающими немецкими частями. Но как [244] не походили эти солдаты на тех, которых мы видели раньше. Усталые, грязные, в большинстве своем безоружные, они начинали дрожать при виде людей с красными ленточками на головных уборах. При первом же окрике солдаты фюрера поднимали руки и угодливо семенили туда, куда приказывали им идти. Для сбора пленных мы облюбовали большую поляну, но вскоре стали опасаться, что и она окажется тесной.
Правда, не все гитлеровские вояки протрезвели от сокрушительных ударов Красной Армии. Нередко нам приходилось вступать в бой с одичалыми, бродячими группами фашистов, чаще всего с такими, которыми руководили эсэсовские офицеры. Но вскоре и они, убедившись в невозможности пробиться на запад, начали отыскивать партизанские заставы, чтобы сдаться в плен.
Нелегко было находиться в одном котле с гитлеровцами. А с застав поступали все новые группы военнопленных. Их число перевалило уже за несколько сотен. Мы не знали, что с ними делать, чем их кормить. Среди вражеских солдат немало было и раненых, и мне приходилось оказывать им медицинскую помощь. На бинты был изрезан последний парашют.
— А я хотел было сберечь его для музея! — пошутил помощник начальника разведки старший лейтенант Захар Шуманский. Он совсем недавно спустился к нам на этом парашюте. Попал в реку. Оттуда его с трудом выловили партизаны бригады Пономаренко.
В полдень 7 июля с одной из застав прискакал на взмыленной лошади боец Арсений Леонтьев. Он был взволнован, но по его радостному лицу мы сразу же догадались: наконец-то свершилось! Наступил день, которого мы так долго и нетерпеливо ждали, — день встречи с родной армией. Вскочив на коней, командир, комиссар, В. В. Рыкин, начальник штаба и еще несколько человек поскакали в Бакшты. С ними помчался и я. Перед поселком мы свернули с большака, сошли на землю и, наломав березовых веток, принялись выбивать из одежды пыль. Хотелось предстать перед своими в самом лучшем виде.
