Аркадий Арканов - Вперёд в прошлое
– Не мешало бы поздороваться, – вежливо поклонился мальчик.
– Не смей держать ее за руку! – закричал Мор. – Доктор не станет ждать! Убирайся!
– Ткачиха, повариха, сватья баба Бабариха! – запрыгал мальчик перед Мором. Потом он поклонился девочке. – Извините, сударыня, но вас ждет доктор... Завтра в восемь пятнадцать...
И мальчик направился в сторону таинственной сени, размахивая тоненькой палочкой. А Мор поднял с земли огромный камень и, крадучись, пошел за ним. И вдруг девочку охватил ужас. Она закричала и уселась на кровати...
Мать, растрепанная, в ночной рубашке, возникла в комнате. Горел ночник. Было два часа ночи. Еще через мгновение вошел отец в пижаме.
– Что случилось? – спросила мать, присаживаясь на кровать и привлекая девочку к себе.
– Он хотел убить его! – воскликнула девочка. – Он хотел его убить!
– Тебе приснилось, девочка, – успокаивала мать. – Тебе просто приснилось...
Отец подал ей стакан с водой.
– Мало ли что может присниться, – сказал он. – Успокойся и спи...
– Нет! – испуганно повторяла девочка. – Я не могу спать! Не могу! Иначе он его убьет...
Но постепенно затихла и, прижавшись к матери, смотрела куда-то в одну точку. Отец так и стоял перед ней, держа в руке стакан с водой.
Потом девочка сказала уже почти спокойно:
– Идите. Я сейчас усну.
– Погасить свет?
– Да.
Утром, пока девочка умывалась, мать сказала отцу:
– Она ужасно выглядит... Она так и не уснула...
– Надо опять пойти к врачу, – сказал отец. – Проверить нервы...
...В восемь пятнадцать учитель вышел из метро. Когда девочка увидела его, она облегченно вздохнула и только теперь почувствовала, что не выспалась.
– Доброе утро, сударыня, – почему-то сказал учитель. – Ты меня ждешь?
– Нет, – ответила девочка. – Я смотрела киноафишу на воскресенье.
На учителе была голубая рубашка.
«Пятница», – подумала девочка.
Она выглядела утомленной и еще более бледной, чем вчера.
– Что сказал доктор? – Учитель погладил девочку по голове, но она вспыхнула и отдернулась, и ему стало неловко.
– Чепуха, – бросила она. – Ничего особенного.
Они уже подходили к школе.
– А что ты выискала в воскресной афише?
– Чаплинские короткометражки. В «Уране», – безразлично ответила девочка и добавила: – В четырнадцать тридцать.
На четвертом уроке учитель галопом пронесся по сказкам и перешел к лирике Пушкина. В течение всего этого времени девочка вела нарочитую переписку с долговязым мальчиком из первого ряда, бросая на учителя короткие взгляды, от которых ему становилось неспокойно. Перед самым звонком учитель прервал объяснения, вызвал долговязого к доске и, придравшись, вкатил ему двойку. Когда он аккуратно выводил отметку в журнале, он успел из-под очков взглянуть на девочку. Она смотрела на него, изумленно вскинув брови. Потом еле заметно улыбнулась и положила учебник в свою синюю джинсовую сумку...
«Не хватало мне только этого, – думал учитель, сидя после пятого урока в учительской на педсовете и глядя в окно, которое выходило в парк. Он видел, как девочка шла своей совсем не детской походкой, слушая семенящего возле нее долговязого двоечника. – Чур! Чур, дитя...»
– Ты, девочка, посиди там, возле кабинета, а мы с мамой посоветуемся, как с тобой быть, – сказал доктор, вытирая руки после осмотра.
Девочка пожала плечами, зашла за ширму, оделась и вышла из кабинета.
– Ну что, мамаша, – как бы рассуждая вслух, начал доктор. – Девочка в пубертатном периоде, который часто характерен биохимическими и психофизическими сдвигами. От вас требуются терпимость и терпение... Тактичность, я бы сказал... В девочке просыпаются чувства, я бы даже сказал – влечения... Отвлекающая терапия, спорт, железо... Как можно больше железа... А сон мы восстановим вот этими таблетками... Будете давать их по схеме – одну, две, три и так далее, пока не восстановится сон. После первой же спокойной ночи – в обратном порядке: пять, четыре, три и так далее. – И он начал что-то торопливо записывать в карточке.
...Часов в десять вечера девочка отложила Пушкина, погасила свет и, лежа на спине, не мигая, стала смотреть в потолок, наблюдая за призрачными движениями причудливых теней, исходивших от росших за окном деревьев. Луна, как бледное пятно, сквозь тучи мрачные желтела, когда в комнате вдруг раздались ледяные звуки челесты и кто-то осторожно присел на кровать, тронув ее за плечо.
– Проснитесь, Анна! – услышала она чей-то шепот и поняла, что Анна – это она, хотя и звали ее по-другому.
– Я не сплю, – сказала девочка.
Перед ней сидел молодой человек лет двадцати, с сильно загоревшим лицом, в темных массивных очках. На нем был голубой сюртук, и девочка не понимала, как в таком блеклом, мертвенном свете она различает это волшебное сочетание голубого с загорелым.
Он наклонился и поцеловал ее в плечо.
– Это незабываемое мгновенье, – тихо произнес он. – Ты гений... ты вдохновенье...
– А кто ты? – спросила девочка, хотя и ощущала, что это он. Она его узнала вмиг, чуть только он вошел.
– Что тебе в моем имени? – грустно сказал он и посмотрел в окно. – Оно умрет и оставит лишь мертвый след, подобно узору надгробной надписи на непонятном языке...
– Не говори так.
Он поправил очки:
– Сегодня была пятница...
– Я знаю. Ты в голубом...
– Время уходит. Твое время и мое. У нас нет общего времени. Пройдут годы. Мечты постепенно развеются... И я забуду...
– А ты подожди меня, – сказала девочка и положила его холодную руку себе на грудь. – Ты слышишь? Это я тебя догоняю...
Он встал и снова взглянул в окно. Но теперь уже с тревогой:
– Там таинственная сень. Она манит меня... Я думаю о ней постоянно, брожу ли я вдоль улиц шумных... Вы мне писали?
Он задал этот вопрос неожиданно сухо и повернулся спиной к окну. Лицо его было бесстрастным, и девочке показалось, что сквозь темные очки она видит его холодные зеленоватые глаза.
– Я? – растерянно сказала девочка.
– Не отпирайтесь! Не отпирайтесь, – сказал он. – Не приучайтесь врать уже в таком возрасте.
– Я писала не вам, честное слово! Простите меня... Я просто хотела немного позлить вас... Мне совсем не нравится долговязый... Простите меня!..
– Мы не увидимся в синюю субботу, – четко проговорил он. – В субботу у вас нет моих уроков... Прощайте.
Девочка выпрыгнула из постели и подбежала к окну, но он уже шагал по другой стороне улицы, резко, со свистом рассекая воздух тонким прутиком направо и налево. Снова зазвучала ледяная челеста. И вдруг девочка увидела, как от фонарного столба отделилась фигура в черном наглухо запахнутом плаще и направилась ему наперерез. Девочку вновь охватил безотчетный ужас.
