Г.Гасфорд - СТАРИКИ И БЛЕДНЫЙ БЛУПЕР
Росло число потерь от дизентерии. На второй неделе двое бойцов погибли под бомбами. Люди падали от жары – мы оставляли их в подземных госпиталях. Некоторые догоняли нас позднее, но некоторые умирали.
Я обрабатывал раны, выдавал лекарства, и регулярно проверял у каждого ноги, чтобы не было джунглевой гнили.
Полбатальона болели малярией. Помню, как целый день шел с такой температурой, что тело мое продвигалось вперед, а мозг в это время не работал.
К третьей неделе мы шли уже по джунглям, подвергшимся сильным бомбежкам, через сожженные, почерневшие влажные леса. Повсюду были воронки от озерных бомб, и мы видели жуткие места, где зачахли и умерли все деревья, все растения и вообще все живое.
На пятой неделе американские пиратские самолеты сбросили с неба огонь, и многие бойцы сгорели заживо. Огонь высосал воздух из легких, и я потерял сознание. Когда я очнулся, вместо деревьев торчали обугленные, дымящиеся пни, а у меня были ожоги на руках, на лице, на ладонях.
Два дня мы хоронили погибших, а потом собрали амуницию и продолжили поход. Мы шли по прекрасному лесу. На сотнях деревьев были вырезаны тысячи и тысячи имен бойцов, прошедших до нас. Когда мы отошли от этого необычного зрелища, то вырезали на деревьяв и наши имена. Мы устали, но хотели вдохновить наших братьев, которые пойдут по нашим стопам, когда мы с честью упокоимся рядом с нашими предками.. В тот день наш взводный сержант наступил на сусличью нору и сломал себе ногу.
На шестой неделе нас бомбили ежедневно, иногда и не по разу за день. Мы так устали, что почти что ждали налетов – можно было полежать. Начались муссонные дожди, хотелось домой. К этому времени малярия мучила почти всех в батальоне, кого больше, кого меньше, и многих товарищей солдат пришлось оставить позади. Теперь мы теряли людей ежедневно – из-за малярии, дизентерии, вражеских бомб и ран. Двое бойцов умерли от змеиных укусов. Тигры пожирали покойников. Мы не могли заснуть, потому что глаза распухали от укусов москитов. По ночам слышно было, как плачут товарищи солдаты.
Пунктов питания больше не было. Мы ели дикие плоды, орехи и ягоды, даже корешки. Иногда командиры разрешали нам добыть рыбы с помощью гранат. Разводить костры было запрещено, поэтому рыбу мы ели сырой.
Теперь уже продукты доставлялись нам в малых количествах бойцами Фронта из деревень, подобных Хоабини. Без этих продуктов, которые вырастил народ, а женщины и дети перенесли на спине через вражеские позиции, мы с товарищами помирали бы от голода.
Сотни хлипких бамбуковых мостиков, переброшенных через сотни вонючих ручьев, начали сливаться в один долгий черно-зеленый сон. Ничто уже не оживляло монотонности джунглей, кроме могильных холмиков и скелетов у тропы. Шли мы только по ночам. Днем мы спали глубоко под землей в прохладных сырых тоннелях и слышали непрерывный гул от бомб, пушек и летающих боевых машин.
На седьмой неделе мы пробирались впеед по болотам, кашляя от пневмонии, разбитые горячкой. Спотыкаясь, мы пробирались сквозь грязный серый туман, ноги были черны от пиявок, грязь присасывалась к распухшим ногам, усеянным волдырями. На болоте мы видели большой комплекс из бревенчатых домов, брошенный каким-то забытым народом непонятного происхождения.
Питание свелось до горсточки риса в день.
Когда мы выбрались, наконец, из болота, то увидели наш первый Труктханг – наш первый вертолет. Каждый боец был замаскирован свежими листьями и ветками. Мы попадали на землю, а страшный железный дракон висел в небе прямо над нами. Он очень громко шумел и нагонял сильный ветер. Пушки открыли огонь, и один товарищ был убит на месте. Нам было страшно, но никто не шевелился. Мы ждали приказа открыть ответный огонь, но так и не дождались. Потом та большая машина улетела.
На восьмой неделе нас встретили политруки чиенси. Политруки были с Юга и говорили с непрвычным акцентом.. Они приветствовали нас так, как по традиции встречают товарищей солдат, приходящих на Юг – дали испить из кокосового ореха. А потом отвели нас в старательно запрятанную сеть тоннелей и подземных блиндажей.
Под землей, в обширном комплексе тоннелей, мы воспряли духом. Мы были в безопасности. Мы остались в живых. И, оставшись в живых, сможем внести свой вклад в борьбу с врагами народа. О большей чести мы не просили. Из двухсот бойцов нашего отряда лишь восемьдесят добрались до Юга. Мы, оставшиеся в живых, с энтузиазмом приветствовали наших братьев-южан.
Нам выдали пайки, даже соли немного дали. Но вот кончился наш переход, и стало нам грустно. У нас появилось время, чтобы погрустить о товарищах, которых поубивало или которых мы оставили по дороге. Мы скучали по нашим домам и семьям.
Ноги мои и руки были сплошь в воспаленных порезах. Мой черный пижамный костюм гнил и лохмотьями висел на теле. Климат на Юге такой жаркий, что жить не хочется.
Наступление Освободительной Армии, от которого дрожала земля, превратилось в жалкое ползанье.
Но наш политрук нас вдохновил. Он рассказал нам, как генерал Зиап формировал первый взвод Народной армии. Когда генералу Зиапу было восемнадцать, он сидел во французской тюрьме. Жену его тоже посадили и замучили до смерти.
Генерал Зиап ростом всего в пять футов, а весит меньше сотни фунтов. Но в декабре 1944 года, когда ему было двадцать девять лет, он повел на французов первый взвод Народной армии, в котором было тридцать четыре человека мужчин и женщин с одними саблями и мушкетами в руках.
Французы схватили сестру генерала Зиапа и отрубили ей голову на гильотине. Генерал Зиап и Дядюшка Хо двадцать лет жили высоко в горах, исходили потом в горячих джунглях, и из еды у них порою были только змеи и коренья, но они все это терпели и не жаловались, потому что ни разу ни на секунду не усомнились в том, что народ одержит победу.
Под руководством нашего политрука мы восславили Дядюшку Хо и генерала Зиапа. Потом он рассказал нам, что Народная Армия обязана наступать решительно. Если же на нас нападут, противник должен столкнуться с нашей крепкой обороной и крепким боевым духом. Мы обязаны никогда не отступать от выполнения своего долга, ибо народ одарил нас своим священным доверием, и товарищ генерал Зиап и Дядюшка Хо рассчитывают на то, что мы выполним свои обязанности с умом.
Когда мы вышли с Севера, мы были мертвецами, а мертвецы не ведают страха. Когда политрук попросил нас рассказать ему, в чем наш долг, мы встали. Оборванные, больные, голодные, бойцы моего отряда, гордо стоя в полный рост, бодро ответили хриплыми голосами: "Мы родились на Севере, чтоб умереть на Юге, и поколение за поколением исполняют свой долг – умирать за свою страну".