Юрий Сушко - Я убил Степана Бандеру
– Сегодня я выполняю почётную миссию. По поручению Президиума Верховного Совета СССР позвольте огласить соответствующий Указ…
Александр Николаевич прочёл Указ и, улыбнувшись, вручил грамоту внезапно одеревеневшему Сташинскому. Потом отвёл руку в сторону, и неизвестно откуда вынырнувший порученец тут же вложил ему в ладонь тёмнобордовую сафьяновую коробочку с орденом. Шелепин, немного повозившись с застёжкой, всё же прикрепил орден к пиджаку Богдана. Потом пожал руку, по-отечески (как ему казалось) приобнял и громко сказал:
– Молодец! – И, обернувшись к стоявшим рядом офицерам, подмигнул и повторил: – Молодец! Ведь правда, какой молодец?!
На лицах сияла улыбка.
– Вы же понимаете, Богдан… э-э-э… Николаевич, этот Указ, к сожалению, не может быть опубликован, – стал объяснять Шелепин. – В открытой печати о подвигах, подобных вашему, писать не принято… Война наша тайная, но, – он поднял указательный палец к потолку, – но весьма и весьма результативная. В мирное время заслужить боевой орден – это…
Затем он пригласил всех за рабочий стол, сам заняв место с торца.
– Богдан Николаевич, прошу рассказать мне о проведённой вами операции. Рапорты я, разумеется, читал, но хотелось бы услышать всё, как говорится, из первых уст, и как можно подробнее. Хорошо?..
Сташинский смешался, не понимая, что, собственно, этот человек, один из главных руководителей СССР, а для него самого – так и вовсе самый главный, хочет услышать от него. Рассказывать о слежке, о похоронах в Роттердаме, об отравленной собаке в лесу под Берлином, о сломавшейся отмычке или о том, как после его выстрела в подъезде качнулся и упал мордой на лестницу Бандера?
– Смелее, – подбодрил его председатель.
К удивлению Богдана, Шелепина действительно интересовали мельчайшие детали операции. Как действовал яд? В какое точно время вы вышли потом из подъезда? В какой гостинице останавливались? Не пытался ли Бандера защищаться?..
– А что, вы говорите, Бандера нёс в правой руке? Какой-то пакет?
– Да. Это был бумажный пакет с помидорами.
– А где именно вы стояли? Что за женщина была на лестнице?.. Вы её видели впервые?.. Покажите, где вы находились, когда в подъезд вошёл Бандера…
Сташинскому даже пришлось набросать на бумаге некое подобие схемы подъезда дома на Крайтмайрштрассе: кто где стоял, на каком расстоянии, в каком направлении двигался и т. д. Въедливость председателя невольно напомнила Богдану его первый контакт с работниками Комитета, с тем самым капитаном Ситниковским. Всё та же вкрадчивость интонаций, всё те же раз за разом повторяемые вопросы, имевшие цель уличить собеседника во лжи… Боже милостивый, как же давно это было! В какой-то другой, чужой жизни… В конце концов Богдан понял, что эта дотошность Шелепина диктовалась не столько служебной необходимостью и профессиональным интересом, сколько неизжитым, чисто мальчишеским любопытством ко всякого рода загадкам и тайнам. Может быть, Александру Николаевичу до сих пор не давали покоя детские мечты или несбывшееся желание стать шпионом, разведчиком? Может быть. Кто знает…
Череду странных мыслей и фантазий Сташинского оборвал внезапный вопрос председателя:
– А как вы себе представляете свою дальнейшую службу в Комитете?
Орденоносец пожал плечами.
– На некоторое время останетесь здесь, в Москве, – сам ответил на свой вопрос Шелепин, – пока на Западе шумиха не утихнет. – Он улыбнулся. – Волну вы подняли немалую… Мы найдём вам достойное применение. Мы вас ценим…
Помолчали. Повисла неловкая пауза. Шелепин кашлянул и задал дежурный вопрос, давая понять, что беседа приближается к финалу:
– Есть личные просьбы?
– Так точно! – не растерялся Сташинский.
Богдан понимал: для него выпал редкий и, может, единственный шанс. Молодой шеф Лубянки слыл либералом, и момент был как раз походящий. Хотя Сташинский, безусловно, рисковал. Тем паче что за глаза Шелепина ещё с комсомольских лет называли «железным Шуриком». С этим прозвищем он пришёл и в Комитет. Впрочем, о «титуле» своём Александр Николаевич знал и даже втайне гордился, стараясь, как говорится, соответствовать. Не только в достижении своих, далекоидущих целей, но и в отношениях с коллегами и подчинёнными.
Но для страдальца Ромео Сташинского иного выхода не существовало. Он решил использовать последнюю возможность устроить свою судьбу. Честно рассказал об Инге, об уже состоявшейся помолвке. Попросил разрешения вступить в брак с гражданкой ГДР. Пусть Германской, но ведь всё же Демократической Республики.
Для Александра Николаевича матримониальные планы талантливого ликвидатора, естественно, секретом не являлись. Ему о них уже успели доложить.
Выдержав паузу, Шелепин красиво и убедительно заговорил о том, какими качествами должна обладать спутница жизни настоящего чекиста: она должна быть верной и преданной подругой, надёжной помощницей, кристально чистым и честным человеком, преданным делу партии…
Даром красноречия Сташинский не обладал, но всё же поспешил заверить председателя Комитета в том, что и он сам, и его будущая супруга высокое доверие безусловно и полностью оправдают.
– Брак – это серьёзное испытание на зрелость. И для вас, и для вашей избранницы, – продолжил Шелепин. – Не слишком ли поспешно вы принимаете столь ответственное решение?.. К тому же вам должно быть известно: подобные браки противоречат всем существующим у нас правилам…
– Конечно, мне это известно. Но мы с Инге знакомы уже три года. Это достаточный срок, чтобы убедиться в её порядочности и благонадёжности. Она разумная девушка и не испытывает к СССР никаких враждебных чувств. Будь иначе, я бы это наверняка заметил и тогда сразу же прекратил бы с ней всякие отношения.
«Знали бы они, – думал при этом Богдан, – о чём мы с ней шепчемся по ночам…»
– Вы добились значительных успехов в последнее время. Вы на хорошем счету, – медленно и веско произнёс Шелепин. – В вашем случае я готов сделать исключение. Но одно условие: после бракосочетания девушка должна принять советское гражданство, пройти подготовку, чтобы в будущем помогать вам в работе, то есть стать сотрудником Комитета. Вы меня понимаете?
– Так точно, Александр Николаевич. Мы вас не подведём, – отрапортовал Сташинский, не сдерживая счастливой улыбки.
– Но прежде чем говорить с ней обо всём этом, вы должны привезти её сюда, чтобы она получила полное представление о жизни в Москве и вообще о Советском Союзе. Только потом вы можете раскрыть перед супругой некоторые детали своей работы и всё прочее… – Помолчав, Шелепин добавил: – В общем, желаю счастья в личной жизни, Богдан Николаевич!
