Григорий Ревзин - Риэго
Однако министры нового кабинета не захотели отдать в руки комунеросов ни одной дивизии.
Завладев государственным управлением, левые либералы освободились, наконец, от пут, наложенных на революционную энергию народа тремя министерствами, следовавшими одно за другим, — министерствами Аргуэльеса, Фелиу, де ла Роса, состоявшими из представителей умеренно-либерального дворянства. Однако после отстранения от власти умеренных в левом крыле буржуазных революционеров не стало единства. Комунеросы-демократы, тесно связанные с городскими низами, требовали от Сан-Мигеля и его министров решительных действий, настаивали на необходимости наказать врагов народа, очистить органы гражданской власти и армию от явных и скрытых противников конституционного строя.
Но в этом жизненно важном для революции деле восторженные проявили себя как малодушные, мягкотелые либералы. Они упорно отвергали применение крутых мер, настойчиво повторяли, что убеждение — лучшее средство привлечь к себе сторонников даже из вражеского лагеря. «Надо, — твердили восторженные, — убеждать колеблющихся и противников в правоте конституционного дела».
Отсюда возник и затем все ширился конфликт в лагере левых либералов, пришедших к управлению страной летом 1821 года. Отбросив от власти умеренных, восторженные и комунеросы сразу же после этого вступили в острую политическую борьбу между собой. Этим не преминул воспользоваться лагерь контрреволюции..
Сила была, разумеется, на стороне «Правительства семи патриотов», как называли кабинет Сан-Мигеля. Но комунеросы все же добились того, что им поручили следствие по делу о мятеже 7 июля. Они арестовали вожаков раболепных и некоторых министров смещенного кабинета, а заодно и генералов Морильо, Сан-Мартина. Судьи начали строгое следствие и намеревались, в случае доказанности обвинения в измене, казнить виновных.
Восторженные вскоре увидели, как неосмотрительно поступили они, насколько опасно было для их политических интересов отдать в руки соперников такой мощный рычаг репрессий, как суд. Судьи-комунеросы уже собирались расследовать действия самого Сан-Мигеля во время подавления мятежа. Недолго думая, правительство отстранило комунеросов от следствия, выпустило на свободу всех арестованных и ограничилось обвинением против офицеров гвардии.
В эти критические дни все усилия восторженных и комунеросов — этих единственных последовательных защитников революции — растрачивались во внутренней борьбе. Речи комунероса Ромеро Альпуэнте в клубе памяти Ландабуру волновали Сан-Мигеля и его коллег, пожалуй, больше, чем начатое правительством Франции сосредоточение войск на пиренейской границе.
Своеобразно сложились отношения нового правительства с председателем кортесов Риэго. В народе и в клубах ежедневно повторяли, что «Риэго спас в июле революцию, которую сам он и сделал». Так оценивали испанцы заслуги Риэго. И это лишь усиливало зависть, терзавшую многих из старых его боевых товарищей. После июльской победы и прихода к власти Сан-Мигеля стало явно чувствоваться желание отстранить Риэго от важнейших государственных дел.
VII
ИНТЕРВЕНЦИЯ
В конце 1822 года в итальянском городе Вероне собрался конгресс Священного союза. Созванный по инициативе императора Александра I и князя Меттерниха, конгресс имел целью организовать вооруженную интервенцию для восстановления абсолютизма в Испании. В соответствии с принципами, провозглашенными на конгрессе в Лайбахе и уже примененными для подавления революционных движений в Неаполе и в Пьемонте, собравшиеся в Вероне государи подписали 22 ноября 1822 года секретное соглашение: «Высокие договаривающиеся стороны» поручали Франции вторгнуться своими вооруженными силами в Испанию и восстановить политический порядок, существовавший там до 9 марта 1820 года.
Глава французского кабинета граф Виллель, опасавшийся внутренних волнений, восстания французских карбонариев и либералов, долго сопротивлялся тому, чтобы подавление испанской революции вооруженной силой было возложено на Францию: Но интервенты не располагали достаточно сильным флотом, и вторжение в Испанию возможно было только со стороны Франции. Государи Священного союза оказали давление на Людовика XVIII и в конце концов заставили его подчиниться их решению.
Вскоре после закрытия Веронского конгресса французский король назначил министром иностранных дел поэта Шатобриана, ярого реакционера, глашатая военного похода на испанскую революцию. Этот последыш феодальной Франции оказался довольно ловким дипломатом. Втягивая свою страну в преступную войну с Испанией, он не только обманывал французский народ баснями о зверствах испанских революционеров, но и пытался провести участников Священного союза, преследуя втайне враждебные им цели.
В своих мемуарах Шатобриан пишет, что Франция, соглашаясь предпринять военный поход в Испанию, получала возможность усилить свою армию. А это открывало перспективу пересмотра французских границ, установленных в 1815 году Венским договором. «Грохот пушек на Бидассоа должен был отозваться на Рейне, сделать возможным освобождение Рейнской области из-под владычества Пруссии и вернуть ее под власть Франции». «Но мы не могли, — писал поэт-дипломат, — выбалтывать наши секреты с трибуны».
* * *9 января 1823 года. У ворот здания кортесов теснится огромная толпа. Сегодня министры огласят перед депутатами ноты иностранных держав и ответ на них правительства Испании. Мадридцы еще до рассвета пришли сюда, оскорбленные вызывающим поведением Священного союза и полные сознания великой опасности, надвигающейся на страну.
Когда Сан-Мигель взошел на трибуну, в зале воцарилась гробовая тишина. Он огласил одну за другою ноты России, Австрии, Пруссии и Франции. Четыре державы, угрожая разрывом дипломатических отношений, требовали отмены действующей в Испании конституции и возвращения королю самодержавной власти, отнятой у него военным восстанием. Нота испанского правительства, врученная французскому послу, давала достойную отповедь интервентам:
«…Правительство никогда не сомневалось насчет того, что учреждения, принятые испанцами свободно и по доброй их воле, причинят страх многим кабинетам Европы и станут предметом обсуждения Веронского конгресса. Но, уверенное в своих принципах, опираясь на свою решимость защищать современную политическую систему и национальную независимость любой ценою, оно спокойно ожидало результатов конгресса.
…Нет, отнюдь не военный мятеж установил новый государственный порядок в 1820 году. Храбрецы, восставшие на острове Леон, были лишь орудием общественного мнения и общих упований. Нет ничего удивительного в том, что новый порядок породил недовольных. Это — неизбежное следствие всякой реформы, которая исправляет вековые злоупотребления. Во всех странах и у всех наций всегда имеются люди, не могущие примириться с господством разума и правосудия…Армия, которую французское правительство держит на Пиренеях, не может успокоить беспорядки в Испании. Опыт доказал обратное: существование кордона питает безумные планы фанатиков, уверовавших в скорое иностранное вторжение на нашу территорию.
