Элизабет Хереш - Александра
В то время как заваленный иконами и цветами от царицы гроб опускается в заснеженную землю, жители столицы зажигают свечи перед иконой святого Димитрия: они молятся покровителю Дмитрия Павловича, чтобы тот защитил его от последствий.
1917
«Многолетняя подпольная деятельность революционного движения не могла привести нас к тому состоянию, которого мы достигли за несколько прошедших месяцев благодаря фатальным ошибкам правительства, — характеризует один депутат Думы положение в стране после декабрьских событий. — Верховная власть, отвергая народных представителей и тем самым народные массы, лишилась той широкой базы, на которую еще незадолго до этого могла опереться. Теперь она превратилась в пустую оболочку и держится только на насилии. Тем самым династия поставила собственное существование на карту…»
Но даже убийство Распутина не спасает положения. Из-за продовольственного дефицита и недостатка дров и угля ситуация в столице на рубеже 1916–1917 гг. обостряется. Все громче становятся требования формирования такого правительства, которое эффективно решало бы настоятельные проблемы. В борьбе за ответственный перед парламентом кабинет население решительно выступает на стороне Думы. Левое крыло организует демонстрации фабричных рабочих, не обращая внимания на предостережения умеренных депутатов, которые опасаются, что тем самым могли быть спровоцированы столкновения с полицией и войсками. Это еще более накаляет обстановку.
Повторное открытие заседания Думы, назначенное на февраль 1917 г., все рассматривают как отправную точку решающего поворота событий — куда бы они ни завели.
Председатель Думы Родзянко полностью осознает всю серьезность положения и отправляется к царю, чтобы предупредить о надвигающемся взрыве. Он рисует реалистическую картину ситуации и вновь высказывается в пользу ответственного перед Думой правительства. И делает это с особой энергией: ведь незадолго до этого он стал свидетелем разговора в доме великой княгини Марии Павловны, в котором открыто шла речь о планах, предусматривающих отстранение царицы — как причины всех зол — от государственных дел и отправку ее в монастырь. Так что дамоклов меч дворцового переворота навис не только над Думой, но и над самой царской семьей.
Великого князя Александра Михайловича, с детства наиболее близкого к Николаю, также информируют в Киеве о настроениях населения. Он решает приехать для личной беседы с царицей в Царское Село.
Александра догадывается о причинах визита и просит царя присутствовать при разговоре. После прохладного приема, оказанного ему царицей, Сандро без вступления переходит к делу: существует единственный шанс спасти положение — немедленно перехватить инициативу.
Николай должен срочно сформировать новое, приемлемое для Думы правительство. Александра обязана, наконец, прекратить ему в этом мешать и полностью отойти от государственных дел. Ее вмешательство вредит не только ее собственному престижу, но и ведет страну к гибели. Все круги населения отрицательно относятся к ее политике.
«У тебя семья с такими удивительными детьми — почему бы тебе не посвятить себя им, а дела управления государством оставить своему мужу?» — взывает великий князь к царице.
«Самодержец ни в коем случае не может передать всю свою власть парламенту», — возражает Александра.
«Ты жестоко ошибаешься. Твой муж 17 октября 1905 г. перестал быть самодержцем — в тот день, когда манифестом вызвал к жизни Думу (…) Подумай об этом, Аликc, я двадцать два года твой верный друг; тридцать месяцев после того как Ники взял на себя верховное командование и уехал в Ставку, я молчал, не говоря ни слова, ни слова о недостойных делах и происходящем в нашем правительстве — лучше сказать: в твоем правительстве, — но сейчас мне ясно, что ты готова к гибели и твой муж точно так же… Но что будет с нами? У тебя нет права всю семью и всю страну толкать в пропасть!»
После этого царь, который слушал разговор молча, выкуривая одну папиросу за другой, выводит Александра Михайловича из комнаты. Свое последнее слово тому приходится сказать уже в письме из Киева: «Нельзя править, не обращая внимания на голос народа. И как невероятно это ни покажется, — само правительство провоцирует революцию. Оно делает все, чтобы вызвать недовольство. Небывалое зрелище доводится наблюдать — революцию сверху…»
Напоследок к царю отправляются представители союзников в войне, французский и британский послы. По их мнению, настроения различных слоев населения вызывают тревогу: если дело дойдет до беспорядков и свержения власти, что представляется неизбежным, пребывание России в войне больше не гарантировано. Пока Германия не побеждена, союзники заинтересованы в продолжении войны — государственный же переворот и взятие власти парламентом, в котором лидеры некоторых партий открыто высказываются против продолжения войны, могло бы означать выход России из войны.
Послов царь благосклонно выслушивает. Но никаких действий. И тогда председатель Думы на последовавшей аудиенции объявляет: «Я боюсь, что это мой последний визит к Вашему Величеству…»
Эти беседы, и не в последнюю очередь настоятельные предупреждения уже много лет друживших с ним послов, которым он доверял больше, чем своим министрам, заставили царя задуматься. Разве он уже не пытался с помощью Трепова наладить взаимоотношения с Думой? Разве, в конце концов, не из-за его, царя, непреклонной позиции в отношении Думы этот, несомненно, способный и — вопреки утверждениям и обвинениям царицы — лояльный человек потерпел поражение? Не его ли мнение — не предоставлять Думе полномочий, чтобы во время войны не потревожить внутриполитическую обстановку радикальными мерами — оказалось несостоятельным перед лицом волнений, именно по этой причине теперь потрясавших страну? Не только лишь сейчас, когда он непосредственно, а не на основании информации, получаемой в далеком Генштабе, столкнулся лицом к лицу с реальностью, перед ним открылась истинная картина происходящего?
Николай приходит, в конце концов, к решению. За два дня до намеченного отъезда в Ставку для подготовки весеннего наступления, он созывает своих министров на заседание в Царское Село. Ко всеобщему изумлению, царь объявляет о своем желании на следующий день отправиться в Думу, чтобы, в соответствии с выдвигаемыми требованиями, объявить о назначении нового кабинета.
На следующий день никто не видит царя, кроме царицы. Их разговоры нигде не зафиксированы. Известен лишь результат: поздним вечером царь посылает за Голицыным, который сменил Трепова на посту председателя Совета министров. Ошеломленному старику царь сообщает, что передумал, и, поймав на себе вопросительный взгляд, добавляет: «Я утром уезжаю в Ставку в Могилев».
