Бэзил Лиддел Харт - Битвы Третьего рейха. Воспоминания высших чинов генералитета нацистской Германии
Блюментрит рассказал мне о дне «Д», каким он виделся из штаба немецкого командования, расположенного в Сен-Жермене, то есть немного западнее французской столицы. (Штаб Роммеля находился в Ла-Рош-Гийон, то есть на полпути между Парижем и Руаном, но, так же как и в Эль-Аламейне, в момент нанесения удара Роммеля не было на месте – он как раз ехал к Гитлеру.)
«5 июня около 10 часов вечера мы перехватили несколько радиосообщений, которыми обменялись между собой англичане и французские партизаны и из которых стало ясно, что армия вторжения уже в пути. Наша 15-я армия, стоявшая к востоку от Сены, немедленно была поднята по тревоге, хотя по непонятной причине в 7-й армии, находившейся в Нормандии, сигнал тревоги прозвучал только в 4 часа утра. (Судя по документам 7-й армии, тревога там была объявлена в 1.30.) Таким образом, начало было во всех отношениях неудачным. Вскоре после полуночи начали поступать сообщения о сбросе союзниками парашютного десанта.
Время было решающим фактором. Из частей резерва самым доступным оказался 1-й танковый корпус СС, находившийся к северо-западу от Парижа. Но мы не могли никуда его направить без личного распоряжения из ставки Гитлера. В 4 часа утра фельдмаршал фон Рундштедт позвонил туда и попросил разрешения использовать этот корпус для усиления удара Роммеля. Но Йодль, выступавший от имени Гитлера, отказал. Он считал, что высадка в Нормандии не более чем обманный маневр, и не сомневался, что вскоре последует настоящая высадка к востоку от Сены. «Битва мнений» продолжалась весь день, и только в 16.00 корпус СС наконец получил приказ сниматься с места.
Но с его передвижением были связаны немалые трудности. Их артиллерия располагалась на восточном берегу Сены, а мосты были уничтожены авиацией союзников. Фельдмаршал и я убедились в этом лично. Поэтому артиллеристам предстояло совершить большой круг, чтобы переправиться через Сену южнее Парижа. По дороге они подвергались систематическим бомбежкам, что отнюдь не способствовало ускорению процесса. В результате этот резерв появился в нужном месте только через двое суток».
Войска союзников к тому времени уже прочно обосновались на берегу, и шанс быстрого контрудара был безвозвратно упущен. Танковые дивизии были вынуждены вести бои с целью не дать армии вторжения продвинуться в глубь территории Франции. О том, чтобы отбросить союзников обратно в море, речь уже не шла.
Я спросил у Рундштедта, надеялся ли он разгромить армию вторжения после высадки. Он ответил: «После первых нескольких дней нет. Авиация союзников парализовала любое движение наших войск в течение дня и сделала его чрезвычайно затруднительным ночью. Ваши самолеты разбомбили мосты не только через Сену, но и через Луару, закрыв таким образом целый район. Все эти факторы сделали невозможной концентрацию резервов. Войскам требовалось в 3–4 раза больше времени, чтобы добраться до фронта, чем мы рассчитывали».
После недолгих размышлений Рундштедт добавил: «Помимо вмешательства авиации основным фактором, сдерживающим наш контрудар, стал огонь ваших боевых кораблей. Возможности флота в этом плане стали для нас неприятным сюрпризом». Блюментрит заметил, что офицеры сухопутных сил, допрашивавшие его после войны, судя по всему, не осознавали, какой потрясающий эффект имел обстрел с моря.
Существовала еще одна причина задержки решающего контрудара. Блюментрит и Рундштедт утверждали, что через две недели после вторжения они пришли к выводу, что другой высадки, ожидаемой к востоку от Сены, не будет. Но в ставке Гитлера все еще продолжали ее ждать, поэтому крайне неохотно давали разрешение на перевод резервов из района Кале в Нормандию. Не позволяли они и производить перегруппировку своих сил в Нормандии. «В полном отчаянии фельдмаршал фон Рундштедт обратился к Гитлеру с просьбой прибыть во Францию для беседы. Вместе с Роммелем Рундштедт отправился на встречу с Гитлером в Суассон, чтобы заставить фюрера понять, что происходит. Хотя Кан и Сен-Ло – ключевые пункты в Нормандии – еще находились в наших руках, представлялось очевидным, что их не удастся удержать долго. Два фельдмаршала теперь были единодушны в убеждении, что единственным шагом, который еще может спасти ситуацию, не доводя ее до всеобщего отступления, которое Гитлер ни за что не позволит, был вывод войск из Кана. Они считали, что пехоту можно оставить, чтобы удерживать позиции на Орне, а танковые дивизии вывести для реорганизации и проведения необходимого ремонта. Они намеревались использовать последние для нанесения мощного контрудара против американцев на Шербурском полуострове.
Гитлер не пожелал прислушаться к гласу рассудка и заявил, что никакого вывода войск быть не должно. «Вы должны оставаться там, где вы есть», – твердил он. Он даже не согласился предоставить нам больше свободы в перемещении дивизий так, как мы считали наиболее выгодным.
В начале второй недели после вторжения фельдмаршал и я начали осознавать, что нам не удастся отбросить союзников в море. Только Гитлер упрямо верил в возможность такого исхода. Поскольку он не пожелал отменить свой приказ – ни шагу назад, войска продолжали держаться за каждый клочок земли разваливающегося фронта. Все наши планы прекратили свое существование. Мы просто старались по возможности выполнить приказ Гитлера об удержании любой ценой линии Кан – Авранш, не испытывая больше никаких надежд».
Говоря о ненужных лишениях, выпавших на долю солдат, Блюментрит заметил: «Они не могли противостоять артобстрелу так же хорошо, как солдаты прошлой войны. Вообще немецкая пехота этой войны была совсем не та, что в 1914–1918 годах. Рядовые и ефрейторы по любому вопросу имели собственное мнение – они перестали быть дисциплинированными и исполнительными. Качество армии снизилось из-за ее слишком быстрого роста, не оставлявшего возможности для соответствующего обучения».
После встречи с Гитлером последовало отстранение Рундштедта от командования. «Фельдмаршал фон Рундштедт просто сказал, что не может действовать со связанными руками. В связи с этим заявлением, а также памятуя о его весьма пессимистичных докладах, Гитлер решил найти нового командующего. Он написал фельдмаршалу письмо, кстати весьма корректное и сдержанное, где объяснял, что в создавшейся ситуации считает целесообразным произвести замену».
Такое решение Гитлер принял благодаря еще одному неосторожному высказыванию фельдмаршала. Блюментрит рассказал, что Рундштедту позвонил Кейтель и поинтересовался положением дел. Выслушав мрачный отчет фельдмаршала, он спросил: «Что будем делать?» – на что Рундштедт с ожесточением ответил: «Заканчивать войну! Что мы еще можем делать!»
