Борис Минаев - Ельцин
В книге «Исповедь на заданную тему» Ельцин пишет: «После столь убедительной победы на выборах пошли активные слухи, что на съезде народных депутатов я собираюсь бороться с Горбачевым за должность Председателя… Не знаю, где рождались эти слухи — среди моих сторонников, вошедших в раж в связи с победой, или, наоборот, в стане моих противников, перепугавшихся столь бурной реакции москвичей, но слухи эти продолжали упорно циркулировать».
Примерно за неделю до открытия съезда Горбачев позвонил Ельцину и предложил ему встретиться. Они встретились в Кремле.
«Встреча продолжалась около часа, — пишет Ельцин. — Впервые после долгого перерыва мы сидели друг против друга, разговор был напряженный, нервный, многое из того, что накопилось у меня за последнее время, я высказал ему».
Собеседники плохо понимали друг друга. Наконец, почувствовав, что беседа явно не клеится, Горбачев смягчил тон и спросил о ближайших планах Ельцина. «Я ответил сразу, — все решит съезд. Горбачеву этот ответ не понравился, он хотел все же получить от меня какие-то гарантии и потому продолжал спрашивать — а как я смотрю на хозяйственную работу, может быть, меня заинтересует работа в Совмине? А я продолжал твердить свое — все решит съезд».
О каких гарантиях говорит Ельцин?
Выборы Горбачева Председателем Верховного Совета — один из самых драматичных моментов съезда. Будем ли выбирать из одного кандидата или из нескольких? Этот простой вопрос буквально перевернет страну. Она и не предполагала, что его можно поставить вот так, просто. Идея выборов главы государства, даже таких, практически безопасных и стопроцентно гарантированных, кажется святотатством. Чем-то вроде просьбы доказать существование Бога. Бог есть. Зачем же доказывать?
Эта идея настолько взволнует депутатов, что они будут ее обсуждать несколько часов. Для некоторых из них, опьяненных свободой высказывания, она станет глубоко принципиальной — никому не известный депутат Оболенский потребует внести себя в списки для голосования. Альтернативный кандидат в председатели Верховного Совета — кощунство! Теперь Ельцину становятся понятными сомнения и страхи М. С.
Этот почти трехтысячный зал, составленный процентов на семьдесят из элиты, из чиновников, далеко не так лоялен к генеральному секретарю, он глухо ропщет, он раздражен, он почувствовал свою силу. И, скорее всего, Горбачев боялся, что Ельцин возглавит именно эту, консервативную волну стихийного протеста против главного «прораба перестройки».
Ельцина пытаются внести в список, но он берет самоотвод. На вопрос одного из депутатов: почему взял самоотвод при выборах председателя — отвечает с некоторой заминкой: «Я, как член Центрального комитета, должен подчиниться решению пленума партии…»
Другой процедурный момент, вызвавший бурю в зале, — избрание членов Верховного Совета, то есть тех депутатов, которые будут работать «на постоянной основе», в комитетах и комиссиях, разрабатывать законы и постановления, словом — будущей политической элиты. Списки заранее готовились и утверждались в Политбюро. Советская партийная машина еще действует.
Ельцина нет в списках этой «будущей политической элиты». Разговор в Кремле не забыт. В Верховном Совете ему нет места.
И тогда происходит очередное чудо — депутат Казанник, профессор-юрист из Омска, отказывается от своего места в Верховном Совете и просит включить в список для голосования Ельцина. Горбачев понимает: мешать Ельцину сейчас опасно. Раскол, «раздрай», которого он так боялся на съезде, ему не нужен.
«…Горбачев понимал, — вспоминает Попов, — что, если Верховный Совет, куда не избрали ни Сахарова, ни Афанасьева, ни меня, вообще окажется без оппозиционных депутатов, то сделать его рычагом давления на ЦК, как мыслилось Михаилу Сергеевичу, никак не удастся. Я провел с Горбачевым переговоры. Он мне сказал: “Не вижу выхода”. — “А если мы сами найдем выход, — спросил я, — вы нас поддержите?” — “Да”, — ответил он. И сдержал свое слово. Дальнейшее хорошо известно. Сибирский депутат Алексей Казанник после моего разговора с ним принял решение отказаться работать в Верховном Совете. Следующим за ним по числу набранных голосов шел Ельцин. Так он и попал в Верховный Совет. Но тут “агрессивно-послушное большинство”, раскусив нашу уловку, возмутилось и стало требовать новых выборов. Горбачев ответил: мол, все по регламенту. Если кто-то отказывается, то проходит следующий за ним».
Кстати, почему Ельцин не выставил свою кандидатуру при выборах Председателя Верховного Совета, не составил конкуренции Горбачеву? Сам он в своих воспоминаниях говорит об этом как-то уклончиво. Потому что не хотел проигрывать? Ведь «агрессивно-послушное» большинство съезда вряд ли стало бы за него голосовать.
Вряд ли только поэтому.
Шанс побороться за голоса, устроить шумный скандал на съезде, набрать, как сказали бы сейчас, «лишние очки», то есть повысить свой рейтинг — у него все-таки был.
Так все-таки что? Неуверенность? Осторожность? Трезвый расчет?
Я думаю, причина глубже: Ельцин никогда не ставил себе целью бороться лично с Горбачевым. Он понимал его значение, его роль в истории. По крайней мере, тогда, в 1989 году, дело обстояло именно так.
Сегодня, спустя 20 лет, я пытаюсь осознать, охватить всю картину целиком и определить суть того, что происходило тогда, в мае 1989 года. А суть, мне кажется, такова: через два с половиной года, в декабре 1991 года, развалится вовсе не СССР — великий, могучий, железобетонный, сплотивший навеки, скрепивший стальными цепями и народы, и территории, нашпигованный ракетами и окруженный по периметру всех морей подлодками и авианосцами, — нет, развалится что-то совсем иное, не похожее на СССР, потому что в мае 1989 года родилось совершенно другое государство, особая, уникальная горбачевская страна.
Всё в этой стране Горбачева абсолютно противоречиво. В ней спокойно существует то, чего в принципе не бывает, не может быть: коммунистическая партия, которая добровольно отдает свою власть; имперское государство, благосклонно взирающее на то, как рождается «демократический сепаратизм» на его окраинах; наконец, лидер этого государства и глава этой партии, который пытается балансировать на острие лезвия вместе со всем народом, чтобы никому не было обидно, больно, некомфортно, — вместо того, чтобы создать новую партию и новую страну.
Съезд народных депутатов — квинтэссенция этой странной «страны Горбачева». Здесь всему есть место, здесь каждый может считать себя победителем. И старый коммунист, и интеллигент-демократ, и матерый аппаратчик, и только что возникший из политического небытия персонаж — все они здесь и уместны, и необходимы.
