Евгений Решин - Генерал Карбышев
Карбышев считал, что от работы, предложенной немцами, не нужно отказываться. Но работать советские люди должны так, чтобы работа эта приносила фашистам только вред. Дмитрий Михайлович советовал всячески саботировать, портить оборудование, выпускать такое оружие, которое сразу же выходило бы из строя в боевой обстановке.
Вторичный набор в рабочие команды прошел более удачно и спокойно, что весьма удивило администрацию лагеря, подготовившуюся к «крутым мерам».
Одну команду в 600 человек гитлеровцы отправили в город Райсендорф, вторую — 2000 пленных — в Нюрнберг.
В сентябре из того же лагеря была отправлена рабочая команда № 10 113. Она состояла почти полностью из советских старших офицеров. Среди них полковник П. Ф. Сухаревич, много политработников: бригадный комиссар Григорьев-Перельман, полковые комиссары С. А. Снитцарь и Л. С. Николаев и другие сподвижники Д. М. Карбышева по борьбе в Хаммельбурге.
Хаммельбургский лагерь почти опустел. В лагере остался «обслуживающий персонал» и военнопленные югославы, поляки и французы.
Тяжело переживал Дмитрий Михайлович расставание с друзьями, особенно с Петром Филипповичем. В самые мрачные дни фашистской неволи в Острув-Мазовецка, Замостье и Хаммельбурге Сухаревич был правой рукой генерала. Прощаясь с Петром Филипповичем, Дмитрий Михайлович крепко обнял его и, не скрывая своего волнения, сказал:
— Верю, хочу верить, Петр Филиппович, что мы еще встретимся! Час победы скоро пробьет!
— Я такого же убеждения, — ответил Сухаревич.
Команду № 10 113 направили в город Регенсбург на Дунае в тяжелый режимный лагерь. Изможденных военнопленных принуждали грузить и выгружать баржи и железнодорожные вагоны в Регенсбургском порту.
Всю дорогу к порту Сухаревич, Снитцарь и Григорьев-Перельман ехали в одном вагоне. В Регенсбурге у причала порта Снитцарь, выбрав удобный момент, обратился к военнопленным:
— Наша рабочая команда прибыла сюда не покоренными пленниками, а представителями великой партии Ленина.
Снитцарь сказал, что твердо верит: немецкие коммунисты действуют в подполье, накапливают силы. А закончил словами Карбышева:
— Плен для советских людей не означает прекращения борьбы. Они ее продолжают и в лютых, даже самых тяжелых условиях.
Вскоре Снитцарь, Сухаревич, Григорьев-Перельман стали популярными не только среди военнопленных, но и у немецких грузчиков, крановщиков и матросов Регенсбургского порта. Команда № 10 113 портила грузы, создавала заторы.
В конце 1942 года кто-то предал Снитцаря и Григорьева-Перельмана. Их схватили гестаповцы и казнили.
Но и после казни двух патриотов-коммунистов подполье продолжало действовать.
Летом 1944 года, после покушения на Гитлера, гестапо особенно свирепствовало. В июне Сухаревича, Шамшеева и Панфилова вместе с другими участниками подполья отправили в Вюрцбург в тюрьму гестапо. У Сухаревича при обыске обнаружили схему с нанесенными на ней населенными пунктами от Регенсбурга до чехословацкой границы. Гестапо усмотрело в этом доказательство подготовки побега.
На допросе Петру Филипповичу предъявили обвинение в саботаже и коммунистической пропаганде и отправили на «медленное уничтожение» в лагерь смерти Маутхаузен.
Лето 1943 года. Кровопролитные бои на Курской дуге.
Начальник инженерных войск 38-й армии, генерал-майор Н. В. Крисанов, взволнованный известием о своем учителе, писал своей жене:
«Любаша, здравствуй! Спешу тебе сообщить новость. Нашими войсками взят в плен фашист, бывший надзиратель Хаммельбургского лагеря для советских военнопленных. Я его сам допрашивал, чтобы выяснить, не знает ли он генерал-лейтенанта Карбышева. Он мне ответил, что фамилии он не помнит, но по внешности, которую я ему описал, он вспомнил одного пленного. Весь лагерь называл его „большевистским генералом“, ему создали особые условия, положенные пленному генералу, он отказался от них, ел то, что давали всем пленным. За ним приезжали из Берлина, обещали генеральский чин германской империи. Но от всех благ, которые ему предлагали, он отказался. Пленные в лагере считали его своим руководителем, и вскоре командование было вынуждено перевести его в другой лагерь.
Любаша, пока эти сведения нельзя считать достоверными, я еще приму все меры, чтобы уточнить их. Но я этим данным верю. Именно таким и представляю себе Дмитрия Михайловича. Гитлеровцы могли пытаться завербовать его к себе на службу как известного, талантливого ученого. Коммунист Карбышев, истинный патриот, мне кажется, не только не мог согласиться продать свою Родину из-за личных благ, но считал позором даже разговаривать с теми, кто сулил ему всякие „блага“, требуя от него измены. В плен он мог попасть только тяжело раненным. Но и в плену, мне кажется, он не мог не разъяснять пленным правоту нашего дела. Человек стальной воли, каким был Дмитрий Михайлович, он не мог не вселять военнопленным бодрость духа и веру в победу советского народа…
Очень прошу тебя, Любаша, попытайся разыскать семью Карбышевых и узнай, нельзя ли оказать ей помощь».
В сетях гестапо
Берлинская тюрьма гестапо на Принц-Альбертштрассе, 5, лагерь на пересыльном пункте РОА в Бреслау… Только человек несгибаемой воли мог выдержать издевательства изощренных палачей. «Друзья бывшего царского подполковника» старались любыми путями склонить Карбышева к измене Родине.
Очнувшись от долгого кошмара моральной и физической пытки, уже в Нюрнбергском лагере, Дмитрий Михайлович смог кое-что из пережитого поведать своим товарищам. Если выживут, вернутся домой, пусть расскажут обо всем его семье — жене, детям.
В живых остались единицы… Среди них — старший лейтенант Петр Павлович Кошкаров. Он выполнил просьбу генерала — записал как можно подробнее то, что тогда услышал.
В начале февраля 1943 года Карбышева вызвали к коменданту Хаммельбургского лагеря. После длительной беседы с сотрудниками гестапо — они выдавали себя за высокопоставленных офицеров инженерных войск из ставки фюрера — Дмитрию Михайловичу задали несколько вопросов. Вопросы были обычными, беседа проходила спокойно. В заключение заявили, что придется ехать с ними в Берлин: там Карбышева обменяют на немецкого генерала, находящегося в плену в Советском Союзе.
Генерал попросил разрешения зайти в барак, чтобы забрать нужные вещи. Ему хотелось попрощаться с товарищами и сообщить им о намерении немецкого командования. Но сотрудники гестапо ответили отказом под тем предлогом, что можно опоздать на поезд.
Был холодный февральский вечер, когда Карбышев в сопровождении двух гестаповцев выходил из ворот лагеря. Подмораживало, дул пронизывающий северо-восточный ветер.
