Станислав Свяневич - В тени Катыни
22. Действительно, с самого рождения советского государства заключенные как в официальных юридических документах, так и в пропагандистских материалах делились на две категории: на социально близких, или так называемых оступившихся, куда входили уголовники, и на «врагов», т. е. лиц, совершивших политические преступления. В зависимости от масштаба и характера экономического преступления совершившие его включались в первую или, что было чаще, во вторую группу. Для социально близких сроки были меньше, а условия содержания — лучше, чем для политических. За примерами далеко ходить не надо, не стоит даже заглядывать в юридическую литературу. Достаточно вспомнить популярный роман Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Золотой теленок», где Остап Бендер, узнав, что Шура Балаганов промышляет воровством, спрашивает его, сколько раз он за этот год судился, и получает ответ, два раза. В самом деле, по большинству уголовных преступлений уголовными кодексами 1922 и 1926 годов предусматривалось наказание в виде исправительных работ сроком от полугода до трех лет. Причем и это мизерное наказание, по сравнению с наказанием за политические «преступления», могло быть снижено «принимая во внимание социальное происхождение, слабую политическую сознательность или малограмотность обвиняемого». (Прим. переводчика)
23. Автор в данном случае ошибается. Учредительное собрание было созвано 5 (18) января 1918 года, в тот же день в петроградском Таврическом дворце прошло первое его заседание. На этом заседании делегаты Учредительного собрания не признали и не утвердили ни одного из декретов советской власти, т. е. большевистского правительства. Это послужило причиной закрытия Учредительного собрания в пятом часу утра 6 (19) января, а в ночь с 6 (19) на 7 (20) января 1918 года был принят экстренный декрет ВЦИК о роспуске первого российского парламента, избранного в ходе подлинно демократических выборов. (Прим. переводчика)
24. Имеется в виду академик Евгений Самуилович Варга (1879–1964), директор Института мирового хозяйства и мировой политики (1927—47), специалист в области политэкономии капитализма, лауреат Ленинской премии (1963). (Прим. переводчика.)
25. Robert Conquest. Soviet Nationalitie Policy in Practice 1967, p. 104.
26. Летом 1988 года в Москве проходила встреча-семинар советских и польских историков, посвященная изучению «белых пятен» в истории советско-польских отношений. Однако вопрос о Катыни, хотя и рассматривался, остался нерешенным. В своих выступлениях по советскому телевидению участники встречи заявили, что нет оснований сомневаться в выводах специальной комиссии, занимавшейся рассмотрением этого вопроса в конце войны, и что расстрел польских офицеров был осуществлен гитлеровскими войсками в 1941 году. Никаких ссылок на документы, архивные материалы или на другие экспертные мероприятия при этом не делалось. (Прим. переводчика)
27. Этот очерк базируется на моей новелле «Радость», опубликованной сразу после войны в журнале Orze Biay под псевдонимом Марбер. (Прим. автора)
28. Здесь стоит обратить внимание читателя на то, что НКВД и НКГБ принимали косвенное участие в войсковых операциях: именно этим двум ведомствам подчинялись советская разведка и контрразведка, специальные формирования СМЕРШ, заградительные и трофейные отряды. Кроме того, в непосредственных боевых операциях участвовали подразделения НКВД и милиции; по некоторым сведениям. Штаб партизанского движения или диверсионная деятельность на оккупированных территориях также координировалась НКВД и НКГБ. Но, безусловно, это примечание не имеет своей целью обелить Берия, Меркулова и иже с ними. (Прим. переводчика)
Глава V. Куйбышев
Посольство в Куйбышеве напоминало скорее пункт помощи депортированным и пленным, чем дипломатическое представительство. Никто не знал точного числа депортированных между ноябрем 1939 года и июнем 1941 года поляков. Примерная цифра, называвшаяся в то время, была около 1,2 миллиона человек, направленных в лагеря, ссылки и поселения. По советско-польскому договору 1941 года все эти люди должны были быть немедленно освобождены, но лишь очень немногие из них могли покинуть СССР.
Почти все они нуждались в помощи, тысячи людей обращались за выдачей им польских паспортов и материальной помощи. Часто было очень трудно разобраться, был ли тот или иной из обратившихся действительно польским гражданином. Были и случаи, когда советские граждане под различными предлогами старались получить польский паспорт, дабы оставить при удобном случае свою социалистическую родину.
Почти ежедневно приходили известия, что в том или ином пункте поляки задерживались советскими властями вопреки духу и букве договора 1941 года. Отсюда и получилось, что фактически польское посольство состояло из двух отделов: отдела социального обеспечения, во главе которого стоял тогда Стефан Гацкий, и отдела, занимавшегося опросом сосланных и оказанием помощи тем, кто нуждался в особой опеке польского правительства. Этим вторым отделом заведовал профессор Сукенницкий.
Собственно политические вопросы и прежде всего будущее советско-польских отношений имели в работе посольства и его представителей в различных регионах Советского Союза скорее второстепенное значение. Единственным, пожалуй, человеком, постоянно поднимавшим эти вопросы и выдвигавшим их на первый план, был присланный из Лондона и назначенный на должность пресс-атташе посольства Ксаверий Прушиньский. Из всех сотрудников посольства только один имел опыт дипломатической работы, им был наш бывший посол в Финляндии Хенрик Сокольницкий. Посол Кот понимал свою деятельность прежде всего как миссию помощи польским гражданам, опять-таки ставя политические проблемы на второй план. Да, собственно говоря, он и не был дипломатом, и сам это признавал, добавляя, что и России-то толком не знает.
По образованию он был историком культуры, и из всех политических новостей его особенно волновали приходившие из Польши сведения об уничтожении оккупантами памятников польской истории и культуры. Он был совершенно уверен, что вся сила, влияние и энергия посольства должны быть направлены на спасение погибавших в лагерях поляков, уделяя особенное внимание представителям творческой интеллигенции. Он постоянно находил литераторов, художников, журналистов, помогал им освободиться и выехать из СССР.
Приехав в Куйбышев, я застал в посольстве много известных деятелей польской литературы: Вацлава Грубиньского, Владислава Броневского, Виктора Вайнтрауба, Теодора Парницкого. Были там и представители польской науки: историк Станислав Кощчалковский, химик Сконпский, юрист Виктор Сукенницкий, а из журналистов удалось спасти сотрудника «Нашего Пшеглонда» Бернарда Зингера и корреспондента «Курьера Варшавского» Романа Фаянса.
