Дмитрий Оськин - Записки прапорщика
Ехавшая в купэ молодая женщина, которая говорила перед этим, что едет к своему мужу в Киев, как-то нерешительно заметила:
— А ведь правы они. Сейчас так много разных «революционных» демократических организаций расплодилось, что если каждому верить на слово, то, пожалуй, от нового правительства вскоре ничего не останется.
Я внимательно посмотрел на женщину:
— А вы, случайно, не большевичка?
— Нет, — рассмеялась она, — но я знаю, как представители разных демократических организаций на все корки честят большевиков.
Въехали в Киев. Задержался на вокзале, чтобы выяснить положение. Извозчиков перед вокзалом нет.
Из города доносится редкая ружейная стрельба. Неподалеку от вокзала на Фундуклеевской улице остатки баррикад, сооруженных из телеграфных столбов, из мебели, притащенной из прилегающих домов, из поваленных заборов. Проезд загроможден, и по улицам можно ходить только пешеходам; трамваи не ходят.
Далеко в город пойти побоялся, так как стрельба еще не стихла. На вокзале узнал: большевики победили Раду и сейчас вся власть в руках большевиков, которых поддержал киевский гарнизон, особенно технические части, расположенные в окрестностях.
На вокзале и на платформе расклеены огромнейшие плакаты с декретами Совета Народных Комиссаров; воззвание от Киевского совета о том, что сопротивление контр-революционной рады сломлено, что Совет рабочих и солдатских депутатов взял власть в свои руки и железной рукой водворит порядок.
Поезда в Одессу не ходят, и, по словам коменданта станции, надо подождать не меньше двух дней, пока наладится регулярное движение. Переночевав на вокзале, утром отправился в город, занял номер в гостинице и, в сопровождении одного саперного офицера, с которым познакомился на вокзале, объехал главнейшие улицы, с любопытством смотря на те повреждения, которые здесь произошли в результате бывших здесь несколько дней подряд боев.
Крещатик, главная улица Киева, оправилась одной из первых. Уже на другой день на этой улице вновь ярко осветились витрины магазинов, открылись кафэ, и публика лавой гуляла по широким тротуарам, как будто бы никаких боев и не было.
Зашел на вокзал, где узнал, что первый поезд на Одессу идет завтра, но на этот поезд такое огромное количество пассажиров, что достать билет нет никакой возможности, если не удастся получить специальное разрешение на проезд в штабном вагоне. Толкнулся к коменданту станции, которого застал за сдачей дел вновь назначенному от имени Совета рабочих и солдатских депутатов комиссару станции. Обратился к комиссару, рослому рабочему красногвардейцу:
— Я еду из Питера, — сказал я, — к себе в комитет на Румынский фронт, принадлежу к левым группировкам. Хотелось бы скорее попасть на место, чтобы информировать о положении дел здесь и в Петрограде.
Комиссар внимательно осмотрел мои документы, задал несколько вопросов о работе Крестьянского совета, о членах президиума, об отношении к Румчероду, и, очевидно, удовлетворившись моими ответами, сделал распоряжение предоставить мне место в штабном вагоне.
В вагоне народу немного, в него сажают лишь тех, кто вызывает доверие у комиссара станции, однако, два купэ заняты штабными офицерами, едущими на Румынский фронт из ставки.
Когда публика в вагоне поуспокоилась и смогла рассмотреть друг друга, едущие из ставки офицеры сообщили известные им подробности выступления большевиков в Петрограде. Поздней ночью 25 октября большевики повели наступление одновременно на нескольких пунктах, захватив телеграф, телефон, вызвали из Кронштадта крейсер «Аврору» и пошли захватывать Зимний дворец, в котором в это время заседало Временное правительство. Правительство успело вызвать верные ему части, главным образом, юнкеров и женские батальоны, помещавшиеся в Михайловском замке. Юнкера и женские батальоны долго сдерживали наступление большевиков на Зимний дворец, но не выдержали.
При этом множество юнкеров было переколото, большое количество женского батальона перебито и побросано в воду.
С «Авроры» из тяжелых орудий стреляли по Зимнему дворцу. Керенскому удалось бежать переодетым в Гатчину, откуда он связался со ставкой, вызывая верные Временному правительству войска. Другие министры арестованы и посажены в Петропавловскую крепость.
В ставку сейчас прибыли представители демократических организаций, — в частности Авксентьев, председатель предпарламента, — и ведутся разговоры об организации наступления на большевиков.
Совнарком занимается тем, что пишет декреты, — издевались офицеры, — рассылает воззвания «всем, всем, всем»…
Штабные офицеры большие надежды возлагают на Корнилова, сумевшего освободиться из-под ареста и спокойно убежать на Дон.
Прибыл в Яссы ночью. Разбудил наличный состав членов комитета и рассказал им о том, что видел и слышал.
— В Яссах полное спокойствие, — начал рассказывать Дементьев. — По радио, а потом из одесских газет мы узнали о захвате власти большевиками. Ставка фронта опубликовала сообщение, что не признает нового правительства и впредь до восстановления Временного правительства будет исполнять лишь распоряжения, идущие от штаба верховного главнокомандующего — генерала Духонина, что декрета о ведении мирных переговоров не признает и по-прежнему будет итти в полном единении с союзниками. Румчерод в свою очередь не признает Совнаркома, называет большевиков авантюристами и захватчиками. В армиях против большевиков репрессии усилились. Но это не надолго. Солдаты жаждут мира. У нас внутри кавардак. Свешников и Курдюмов на стену лезут, что большевики арестовали Временное Правительство.
Тут же, ночью, разгорелись ожесточенные споры.
Я и Дементьев настаивали на том, чтобы немедленно сделать публичное заявление, что мы присоединяемся к новой революции и признаем Совет Народных Комиссаров. Антонов, Курдюмов и др. были резко против. Под утро уже к нам присоединились Сергеев, Сверчков и Свиридов, однако большинства не было.
Отложили прения на следующий день, причем мне поручили составить обращение к солдатам-крестьянам по поводу декрета Совнаркома о земле.
На другой день я зачитал проект письма к дивизионным солдатским крестьянским организациям.
В этом письме я указывал, что свергнутое Временное правительство восемь месяцев водило за нос трудовое крестьянство посулами о земле. Связанное коалицией с буржуазией, Временное правительство во главе с Керенским сознательно стремилось оттянуть взятие земли от помещиков, ибо надеялось, что Учредительное собрание выкупит землю.
