Виктор Некрасов - Взгляд и нечто
Весна, весна…
Все распускается. Кусты покрылись белым, точно изморозью. А эти подстриженные, тугие, веточка к веточке, листок к листку, лабиринтом вокруг полянки. И пахнут они югом, Крымом, Ялтой…
И хочется петь… И стихи писать…
Раскрылся розовый бутон,
Приник к фиалке голубой,
И, легким ветром пробужден,
Склонился ландыш над травой.
Пел жаворонок в синеве,
Взлетая выше облаков,
И сладкозвучный соловей
Пел детям песню из кустов.
Цвети, о Грузия моя,
Пусть будет мир в твоем краю,
А вы учебою, друзья,
Прославьте родину свою…
Красиво, правда? И трогательно. Но почему Грузия? Ведь ты во Франции сейчас… Во Франции, во Франции. Но писал-то их не я. Писал другой и давно. А прочел я их недавно, года три тому назад. Лежали они под стеклом в большом музее в городе Гори. И напечатаны были в журнале «Иверия», в 1893 году. И подписаны Сосело…
Говорят, автор их пришел к знаменитому грузинскому поэту и показал свои стихи. Тот прочел будто и сказал: «Нет, не твое это дело, выбери другую дорогу».
И юноша выбрал, пошел другой дорогой.
А мама его, когда он стал царем, все жаловалась, вздыхала: «Так хотела я, чтобы ты стал священником, так хотела…»
Какой страшный конец. Под занавес — и вдруг об этом, о нем. Кончил бы могучими кронами дерев.
Нет, не кончу могучими кронами дерев. Кончу страшным. Самым страшным, что мне приходилось читать. А сокольническому мальчишке и видеть, и слыхать…
Повстречался ему на жизненном его пути, в недрах Сибири, малый, истопник у начальства, на вольном хождении. И не пожаловался, а наоборот, вот послушайте:
«Чего я в своей деревне не видал, макухи, что ли? Сколько себя помню, досыта не ел, в черном теле держался, а здесь хлеба от пуза, рыбы от пуза, опять же уважение: «Вася, будь друг, сделай, Вася, голубчик, не забудь, принеси». Голубчик! А ты говоришь! В деревне-то я, окромя мата, и не слыхивал ничего. Что ни говори, а для нашего брата-колхозника лагеря — это вроде как для вас дом отдыха. Норму выполнил — пайку отдай, свое отработал — и на боковую. А в колхозе как левая нога у начальства захочет. Захочет — даст, захочет — не даст. Иди в лес, серому волку жалуйся, вот и вся конституция.
— Все-таки — на свободе.
— А чего мне с нее, с энтой свободы, юшку пить или щи варить? Много я ее в колхозе видал? Паспорта нету, в город съездить — и то председателю за справку бутылку ставить надо, чуть что — в зубы, а гульнешь с горя, участковый здрасте-пожалста, за широебину и в район. Нет, братишка, даром она мне не нужна, твоя свобода, видал я ее в гробу, в белых тапочках, я жрать хочу…»
Читали ли вы, слыхали ли вы, видали ли вы что-нибудь более страшное? Для нашего брата-колхозника лагеря — это вроде как для вас дом отдыха.
Сколько жизней, прекрасных, чистых, отдано было за нее, за Свободу. А он ее в белых тапочках видел…
Спасибо тебе, родная, самая поэтичная, это твоих рук дело, спасибо тебе.
А кончу все же могучими кронами дерев. Нет, не ими, они еще не видны, а вот побеги, листочки, чудом выросшие топольки есть, их можно щупать, нюхать, целовать. И я их целую… И никакая сила в мире не в силах их вытоптать, сломить! И не думай, не мечтай об этом, родная, поэтичная… Не затопчешь! В них та сила, которой ты, как черт ладана, страшишься, — ПРАВДА!
Примечания
1
Я невольно вспоминаю Гену Шпаликова… — Геннадий Шпаликов (1937–1974), поэт, сценарист, режиссер, друг Некрасова. Единственный поставленный им фильм — «Долгая счастливая жизнь». Некрасов посвятил ему несколько коротких эссе («Континент», 1977, «Знамя», 1990).
2
Стр.170…«треугольник», мол, считает… — в советское время любую характеристику на предприятии или в другой организации подписывали три человека: секретарь парткома, председатель профкома и представитель администрации. Эта компания и получила прозвище «треугольник».
3
Стр.177 В 1964 году, сразу после того как Хрущев оказался волюнтаристом и субъективистом… — ярлыки, которые навесили Н.С. Хрущеву, когда после октябрьского пленума ЦК он был отправлен в отставку.
4
В письме Брежневу я просил разрешить мне выехать по таким-то и таким-то причинам за границу.
5
Стр. 181…вытащена была нью-йоркская газета «Новое Русское Слово» и развернута передо мной с моей статьей, или воззванием, или криком души, под названием «Кому это нужно?» — В СССР это произведение опубликовано в журнале «Знамя», 1990, № 5.
6
Статья эта, «Кому это нужно?», была передана иностранным корреспондентам в Москве 7 марта 1974 года и в выдержках опубликована во многих западных газетах. — Прим. авт.
7
Сними локти (франц.).
8
Волосатый (франц.).
9
Стр.189 Сверхчеловек (нем.).
…ubermensch'eй… — так Некрасов иронически смешивает немецкое «сверхлюди» с русским окончанием.
10
Стр. 194 Кто-то сказал, воруют все, кроме Сахарова. — Некрасов имеет в виду Андрея Дмитриевича Сахарова (1921–1989), изобретателя советской водородной бомбы, позже известного диссидента.
11
Стр.195…«незалежнисть» — независимость (иск. укр.).
12
Стр.205 Родители купили абонесент в оперу. Мне тогда было лет десять — На самом дел, Некрасову десять лет было в 1921 году. В эссе «По обе стороны стены» он сообщает: «Папа не дожил до того, как «товарищи» вовлекли Россию в кровавый круговорот, — он умер от разрыва сердца» — в городе Красноярске, где работал в банке.
13
«Площадь де Торос де Таррагона. Воскресенье, 18 июля 1976 грандиозная коррида» (исп.).
14
Nacimiento, по-французски Nativite, — рождение, в данном случае Рождество Христово. Чтоб проверить себя, я посмотрел в свой карманный словарик. Рождества там не оказалось, даже Noel, праздника. Ну, понятно, словарь маленький, в нем только очень необходимые слова. Такими словами оказались: партбилет, партбюро, партийность, партия, парторг, парторганизация, партсъезд… — Прим. авт.
15
Фасад Мира (исп.).
16
