Борис Панкин - Пресловутая эпоха в лицах и масках, событиях и казусах
– Чтобы, не теряя времени, поднять тещу и тестя, – объяснила она мне позже. – Иначе они бы мне никогда не простили. Да и на стол надо было успеть накрыть.
Когда приехали, я порывался разбудить детей – сыну шел пятый год, дочери второй. Старики дружно меня поддержали.
– Зачем? – первый раз за этот долгий вечер нахмурился Юра. А мне послышалось: «И ты, Брут». И слова о том, что вот будут всю жизнь знать, что у их постели… – застряли у меня на языке.
А гость, постояв в одиночестве у кровати детей, заявил, что не отказался бы сейчас от горячей картошечки, вызвался сам ее и почистить.
В тот момент я открыл для себя, что Гагарин – это естественность. И что ему теперь всю жизнь придется сражаться с неестественным к себе отношением. Не он первый, не он последний, кто попадет в такую ситуацию. Но в большинстве случаев люди, будь то писатель, ученый, артист или политический деятель, приходят к ней в результате долгого жизненного пути. На него слава свалилась в одночасье и была не сравнима ни с какой другой. И то, как быстро он понял это и нашел верный тон, – еще одно подлинное свидетельство его незаурядности, которая не с космическим витком родилась. Он хотел бы, чтобы люди знали и относились с должным уважением к Юрию Алексеевичу Гагарину. И чтобы они пореже вспоминали, а в личном общении вообще забывали бы, что он – первый космонавт вселенной, Герой Советского Союза, депутат… бла-бла-бла… Как продолжил он однажды, в дружеском кругу, перечисление всех своих формальных и неформальных титулов.
То есть когда надо было послужить эмблемой страны, он был на высоте как никто. Его неповторимая улыбка, его чеканный шаг по ковровой дорожке навстречу Хрущеву на виду у всего мира, взмах его руки, когда, стоя в открытом лимузине, он приветствовал тысячи, десятки тысяч людей по всей планете… Никого уже из космонавтов, даже покорителей Луны, не встречали так, как его, но никому и не было так трудно, как ему.
Один раз только, на моих глазах, его занесло.
Дело было на исходе одного авиапутешествия, которое мне посчастливилось совершить вместе с Гагариным летом 1970 года. Вначале был полет в Ростов-на-Дону, а оттуда – в Вешенскую, на встречу молодых писателей с Шолоховым. Я был туда командирован уже как главный редактор «Комсомольской правды». Возглавлял нашу делегацию придумавший это все тогдашний «румяный комсомольский лидер» (Евгений Евтушенко. – Б. П.) Сергей Павлов, ну а уж Павлов ни одного крупного мероприятия не проводил без Гагарина. Не успел наш Ил-18 оторваться от земли, как Гагарин ушел в кабину к пилотам. И я тогда уже понял, что главная и, может быть, единственная страсть Гагарина – это летать. Водить самолеты.
Вернулся он в свое кресло пассажира, только когда самолет без сучка без задоринки приземлился. Из Ростова в Вешенскую мы летели на четырехместном чешском самолете «Лаба». Мы с Павловым сидели сзади, а Гагарин конечно же рядом с пилотом и конечно же со штурвалом в руках. То же самое повторилось на обратном – из Вешенской в Ростов – пути. Но на этот раз, когда волновавшая его встреча с Шолоховым была уже позади, Юра, сидевший на месте пилота, решил побаловать нас фигурами воздушного пилотажа.
Бросив самолет вниз, так, что у меня все словно бы оборвалось внутри, он затем так же резко взмыл вверх. И, выровняв машину, вежливо поинтересовался, как мы себя чувствуем. От неожиданности и чисто физических перегрузок я не мог вымолвить ни слова. Зато Павлов нашелся:
– Я вот блевану тебе сейчас на твой белоснежный мундир, ты тогда узнаешь, как мы чувствуем…
Гагарин раскатился смехом, донельзя довольный. Но пируэтов своих до Ростова больше не повторял. С этим, белоснежным, по определению Павлова, а скорее светло-кремовым мундиром связано у нас еще одно семейное предание. Дело было опять после какого-то мероприятия в Кремле, на этот раз – утреннего. Гагарин спросил меня, куда я отсюда двигаюсь. Я замешкался с ответом, пытаясь угадать его намерения.
– Если домой, – сказал он, – можем заехать к тебе, тем более что это по дороге к нам.
Мы жили на Ярославском шоссе, недалеко от тогдашней ВДНХ, Выставки достижений народного хозяйства. И это действительно было на пути в Звездный городок. Меня уговаривать не пришлось. Зато Валя, жена Гагарина, воспротивилась, призывая нас сообразить, каково это хозяйке – встречать незваных и негаданных гостей да еще в такую пору.
– Негаданных – да, но не незваных, – пробормотал я, оказавшись между двух огней. Порешили, что все-таки заедем, но на несколько минут. Юра поднимется, а Валя останется в машине.
И лишь когда моя Валентина открыла дверь и ахнула, увидев в дверях Гагарина, все объяснилось:
– Я тебе пришел показаться в новой форме. Сегодня первый день надел, – объявил Юрий Алексеевич, и я только тут сообразил, что такой светло-кремовый и как с иголочки формы я на нем действительно раньше не видел.
Я был тут же отправлен за Валентиной, а Юра, как рассказала мне потом жена, принялся с мальчишеским задором расхаживать по самой большой из наших трех комнат, предлагая посмотреть на него то в профиль, то анфас.
И только прощаясь, он сообщил доверительно, что завтра чуть свет улетает в Крым на станцию слежения.
– Предстоят события, – таинственным тоном заключил он. В ту пору каждый следующий полет был великой тайной.
Итак, из Ростова, где мы пересели опять то ли на Ил, то ли на ТУ-104, путь наш лежал через Москву аж в Комсомольск-на-Амуре, на юбилей города. Из Москвы в Хабаровск летели без посадок на дребезжащем всеми своими фибрами чудовище – ТУ-114. И конечно же львиную долю полетного времени Юрий провел с пилотами, за штурвалом. То же самое – на отрезке Хабаровск – Комсомольск-на-Амуре, где мы пересели в уютный ЯК и летели вшестером – трое нас, два пилота и стюардесса.
Здесь первый космонавт планеты совсем уже превратился в подростка, которому старшие позволили порулить. Два с лишним часа мы с Павловым наслаждались за придвинутым к штурвалу столиком гостеприимством дальневосточного летсостава, и все это время Гагарин не вставал с командирского кресла. Не слышал наших восторгов бескрайней тайгой, которая простиралась под нами, и не замечал полных обожания взглядов, которые бросала на него симпатичная стюардесса да и летчики, не стеснявшиеся своих чувств.
…Когда через два дня мы снова приехали в аэропорт Комсомольска, на этот раз вместе с одним из секретарей крайкома, представлявшим на празднестве руководство края, выяснилось, что самолет, который должен доставить нас в Хабаровск, не пришел. То ли по погодным, то ли по техническим обстоятельствам. И неизвестно было, когда придет.
![Дарья Ардеева - Запретные территории [СИ]](/uploads/posts/books/77022/77022.jpg)
