Лия Лозинская - Фридрих Шиллер
Так моральная идея трагедии перерастает в идею социальную: разоблачение преступности современного государства, в равной мере антигуманного, с точки зрения поэта, как в его феодальном, так и в его буржуазном варианте.
Эту критическую тему трагедии особенно ярко раскрывают образы королевы Елизаветы и ее приверженцев.
Почему нужна Елизавете гибель Марии? Потому ли, что британская королева озабочена безопасностью своей страны и хочет уничтожить причину смут и заговоров? Нет, не это главное. Интересы Англии только случайно совпали на этот раз с интересами Елизаветы Тюдор, но мотивы ее поведения глубоко эгоистичны.
Сомнения в правах моих исчезнут
В тот самый миг, когда исчезнешь ты!
Когда у бриттов выбора не станет,
Законной буду я в любых глазах.
Пока жива Мария Стюарт, на голове Елизаветы непрочно держится корона — вот почему необходима британской королеве казнь узницы.
И все же Елизавета медлит поставить свою подпись под смертным приговором, ведь роковой росчерк пера может в одно мгновение разрушить ее с таким трудом завоеванную славу — репутацию доброй и справедливой властительницы.
И вот сбылось заветное желание королевы — узницы нет более в живых. Елизавета победила! Но в трагедии Шиллера реальная победа Елизаветы оказывается ее тяжелым моральным поражением, поражением двойным — и монархини, представительницы антигуманного политического принципа, и женщины. Драматург иллюстрирует эту мысль тем, что в финале трагедии британскую королеву покидают и честный ее советник Шрусбери и ее возлюбленный Лейстер.
Сложная трагическая фигура шиллеровская Елизавета. Сам автор считал, что сыграть эту роль (она была поручена Каролине Ягеманн) труднее, чем роль Марии,
Полнокровный образ монархини, портрет «во весь рост», оказался по комплексу своих личных свойств и мотивировке поступков отрицанием самого монархического принципа.
Великолепная победа драматурга — все без исключения персонажи трагедии.
Пылкий, восторженный Мортимер. Католицизм пленил его волшебным блеском искусств, с которыми он, юный пуританин, столкнулся впервые.
Что сталось, государыня, со мной,
Когда колонны арок триумфальных
В тумане вздыбились и Колизей
Раскинулся величественным кругом,
Чудесный мир меня заполонил!..
По своему темпераменту, по высокой напряженности всего своего существа Мортимер напоминает благородных юношеских героев Шиллера, энтузиастов-«штюрмеров».
Хитроумный Берли — политик до мозга костей. Идеал Берли — польза государства, и в борьбе за то, в чем видит он эту пользу, для него хороши все средства. Потому и руководит он явно неправильным процессом против Марии, потому и готов подослать к ней тайных убийц.
Граф Лейстер — олицетворение внешне блестящего и пустого придворного мира. Трудной для сценического воплощения считал сам автор роль этого изворотливого временщика-придворного, самое сильное чувство которого — честолюбие.
Как ярки, как театральны все эти персонажи! Как выразительны их монологи: у Шиллера — всегда размышления вслух, а не декларации. Как отточены их реплики в словесных поединках, меткие, словно удары шпаги. Как смелы, на первый взгляд почти парадоксальны, и в то же время всегда глубоко мотивированы их решения, обуславливающие неожиданные повороты драматической интриги.
Но непревзойденная удача Шиллера, художника-реалиста, — это, конечно, прежде всего оба центральных женских образа трагедии; по праву вошли они в сокровищницу мирового театра — Елизавета и Мария, — по-шекспировски емкие, многогранные характеры.
И все же не столкновением характеров, как бы ни были они масштабны, приводится в движение колесо истории, утверждает писатель; не этим определяется и неуклонно движущееся к финальной катастрофе действие трагедии.
Шиллер раскрывает борьбу общественных сил, стоящих за конфликтом Елизаветы и Марии, — поединок лагеря реформации и контрреформации. Обречен историей феодально-католический лагерь, просчитались те, кто хотел сделать Марию Стюарт козырем в своей борьбе.
Но, видя относительную историческую прогрессивность реформации, Шиллер остро ощущает и ее антигуманную сущность.
Историческая наука подтвердила правильность этого прозрения поэта, разоблачившего в своей драме кровавое ханжество Елизаветы, буржуазную легенду о «народной, доброй королеве Бесс».
Кровью, насилиями и грабежами упрочивала свое господство буржуазия. В Англии становление новых общественных отношений совпало с монархией Тюдоров. Плетьми, клеймением и пытками, говорит Маркс в «Капитале», опираясь на чудовищные террористические законы, приучали Тюдоры к дисциплине наемного труда согнанное с земель, превращенное в бродяг деревенское население. «Ультракровавой» называет Карл Маркс королеву Елизавету, отмечая «гнусный характер ее правления и бедствия народа в ее царствование» [12].
Прошлое Марии — преступление; «идеальной» она становится, осознав необходимость возмездия за это преступление; настоящее Елизаветы — не менее страшное преступление — вот вывод, который делает Шиллер из коллизии исторической.
У реформации и контрреформации одинаково бесчеловечные методы. На общее указывает и Елизавета: «Дядя ваш всем показал властителям державным, как следует врагов своих щадить, тогда в Варфоломеевскую ночь…»
Пессимистическую оценку дает драматург прославленному в буржуазной историографии «золотому веку» Елизаветы Тюдор — заре буржуазного общества. И все же он не сомневается, что есть сила, воплощающая высокие нравственные нормы, столь чуждые официальному государству.
Эта сила — народ
В драмах, последовавших за «Марией Стюарт», Шиллер разовьет эту тему. Звучит она и в трагедии о шотландской королеве.
Не действуя на сцене, народ присутствует в драме, выражает свое отношение к судьбе Марии.
Обманутый неправильным ведением обвинительного процесса, народ требует казни узницы. Покушение на Елизавету сразу же после встречи обеих королев в Фотерингеймском парке вызывает взрыв его возмущения: в памяти народа еще свежи воспоминания о разгуле инквизиции во время правления предшественницы Елизаветы на английском престоле. Здравый смысл подсказывает ему, что жизнь Стюарт — постоянная угроза для безопасности страны, повод к объединению врагов. Но народ обладает еще и высоким чувством справедливости. Пройдет время, и он осудит казнь Марии как результат несправедливого приговора.
