Клэр Томалин - Жизнь Джейн Остин
Джейн однажды заявила, что Кэсси бывает веселой, и та смеялась над шутками младшей сестры, но никто не мог припомнить ни одной из ее собственных шуток. Однако не слышали от нее и никаких жалоб — например, на то, что ее постоянно используют в качестве безотказной невестки, тетушки и няньки. Более того, она сделала все, чтобы защитить Джейн от подобной участи. Кэсс была единственной, с кем писательница обсуждала свое творчество. Лишь ей одной позволялось ободрить сестру или расспросить о ее планах. Она была также непосредственной свидетельницей угнетенного состояния Джейн и своими глазами видела, как отсутствие постоянного дома мешало ей писать, как растрачивался ее данный от Бога дар.
Весь 1806 год сестры оставались такими же неприкаянными. Первые три месяца они провели в Стивентоне у Джеймса и Мэри, а также в Мэнидауне, обитательницы которого порешили забыть о неловкости, вызванной предложением Гарриса. В середине марта Джейн и Кэсс без всякой радости вернулись в Бат, где их мать переехала вместе с Анной в новые апартаменты, но уже вела переговоры о том, чтобы снять что-то другое. К их облегчению, этот очередной переезд не состоялся, и они до лета остались на Трим-стрит, в доме без сада, зажатом между другими зданиями. Марта Ллойд, лишившись матери, заняла квартиру неподалеку от них. Было решено, что при следующем переезде Остинов она поселится вместе с ними. Вопрос состоял только в том, где же обосноваться.
Никто из братьев не выдвигал никаких предложений, кроме Фрэнсиса. Тот мечтал поскорее жениться и планировал свадьбу на июль; он знал, что будет надолго уходить в плавания, оставляя в Англии молодую жену, и предложил зажить одним домом с матерью, сестрами и Мартой. И что бы Мэри Гибсон ни думала о перспективе совместного житья с четырьмя незнакомыми женщинами намного ее старше, этой идеи жениха она не оспаривала. Поскольку Фрэнку полагалось жить неподалеку от порта, он предложил Саутгемптон — в их родном графстве Хэмпшир и поблизости от хорошо знакомого им Портсмута. Саутгемптон в ту пору был весьма привлекательным городом: его окружали средневековые стены, в нем имелись удобные для прогулок набережные у моря и вдоль берегов реки Итчен. Он развивался как популярный курорт, куда приезжали на воды и ради морских купаний. Остины решили для начала нанять квартиру и уже на месте искать подходящий дом.
Но прежде миссис Остин с дочерьми пустилась на все лето в свои любимые родственные визиты. Пока они путешествовали, Фрэнк обвенчался со своей Мэри в Рамсгейте, а медовый месяц молодые решили провести в Годмершеме. В честь этого события Джейн написала стихотворение для Фанни, изобразив прибытие новобрачных в поместье как бы от ее лица. Она отправила свое сочинение племяннице, предполагая, разумеется, что его увидит и Фрэнк. Написанное романисткой, хорошо представляющей сцену перед великолепным усадебным домом, где дети ждут «прекрасную пару», чтобы ее поприветствовать, оно так и искрится радостью за брата. Хотя от Остин меньше всего можно было ожидать эпиталамы, это, пожалуй, один из лучших ее стихотворных текстов.
Вот вниз по холму они съезжают,
Вот огибают парк вокруг,
Коровы на пастбище замирают,
Чутко ушами прядут на звук.
Братья, бежим скорее к воротам!
Ну-ка, раскроем пошире их!
Встретить их первыми всем охота:
Что за невеста! Что за жених!
К дому карета уж подкатила,
Вот они, вот они! — Рады за вас,
Дядюшка Фрэнсис с невестою милой!
Ура новобрачным! В добрый час!
Сама Джейн еще не встречалась с Мэри Гибсон, но знала, что молодая невестка успела подружиться с Фанни. После помолвки осенью 1804 года Мэри гостила в Годмершеме, когда там находились ее жених и Чарльз. В дневнике Фанни запечатлено, как две девушки собирали орехи во время своих прогулок вдоль реки и как они горевали, когда «гадкое, ужасное, противное Адмиралтейство» призвало обоих молодых людей явиться на свои суда в считаные часы. Теперь же Фанни небрежно записала в дневник: «Получила письмецо от тетушки Джейн с ее стишками».
Сестры Остин и их мать уехали из Бата в начале июля. Джейн и Кассандра ликовали, покидая город, который обе возненавидели и куда больше никогда не возвращались: в дальнейшем, когда им понадобилось ехать на воды, они выбрали Челтнем[152]. После короткой остановки в Клифтоне миссис Остин повезла их в Эдлстроп в Глостершире, где ее кузен Томас Ли занимал дом священника, а его племянник — главный дом. Старый джентльмен был рад похвастать усовершенствованиями, которые произвел в усадьбе нанятый за большие деньги самый модный тогда ландшафтный архитектор Хамфри Рептон. Он объединил земли, принадлежавшие двум домам, одним огромным парком, соорудил в саду водопад и огородил деревенский общинный луг. Вряд ли местные крестьяне почитали эту последнюю выдумку Рептона за усовершенствование, но что они могли поделать против архитектурной моды и прихотей землевладельца?
Визит в Эдлстроп оказался коротким, поскольку кузен Ли увлек их в Уорвикшир погостить у него в Стоунли-Эбби. Собственно, усадьба ему не принадлежала, но он внезапно узнал, что имеет шанс ее унаследовать. Отсюда и спешка. В результате неясно выраженной в завещании воли скончавшегося родственника — очень, кстати, характерной детали судеб Остинов и Ли — возникли и другие претенденты, и мистер Ли преисполнился решимости вовремя оказаться на месте. Он крепко водворился в Стоунли вместе с десятками слуг, чья хозяйка только что умерла, а тылы его прикрывали адвокат и целая толпа друзей, среди которых были и дамы Остин, совершенно очарованные происходившим. Другие претенденты, в том числе и брат миссис Остин Джеймс Ли-Перро, взялись за дело более осмотрительно: собрались в Лондон и составили жалобу на поведение не в меру ретивого родственника. Но наследство есть наследство, иногда, чтобы его заполучить, приходится лезть из кожи вон.
Имение Стоунли, бывшее цистерцианское аббатство, располагалось в плодородной местности на берегах реки Эйвон. Миссис Остин писала своей невестке Мэри в Стивентон о великолепии этого места, заходясь от восторга, смакуя каждый момент своего пребывания и подробно описывая все детали обстановки, окружающие владения, вышколенность слуг. Она подсчитала окна на фасаде, их оказалось сорок пять. Она предложила кузену Томасу разместить указательные столбики в коридорах, похожих на лабиринты. Она наслаждалась всей гаммой усадебных радостей — от огорода и рыбных садков до бильярдной. Миссис Остин даже начала волноваться, не накладно ли одевать десятки слуг в траур по их недавно почившей хозяйке. Она описывала парадную спальню с высокой кроватью под темно-малиновым бархатным балдахином, «жутковатое обиталище, как раз подходящее для героини романа» (кивок в сторону Джейн), и тенистый парк вокруг дома, под чью сень «солнце не пробивалось даже в середине августа». Хамфри Рептон еще не успел здесь развернуться, хотя вскорости он доберется и сюда[153]. Миссис Остин писала о поездках в окрестные замки. О шоколаде, кофе, чае, сливовых пирогах, кексах, горячих и холодных булочках, хлебе и масле, которые подавали за завтраком. «И подсушенные тосты для меня», — заключает она, слегка хвастаясь своим аскетизмом.
