Алексей Симуков - Чертов мост, или Моя жизнь как пылинка Истории : (записки неунывающего)
С бабушкой у нее отношения были непростые. Очевидно, она воплощала собой известное определение Чехова, что образ свекрови имел у нас в народе негативный оттенок, у интеллигенции же эта слава перешла к невесткам.
Дядя МишаДядю Мишу я не знал. Он умер раньше моего появления на свет, отравившись лекарством для наружного употребления, по ошибке принятым внутрь. Я был знаком лишь с его вдовой. Дядя Миша, по словам родных, очень страдал, сжегши себе желудок, и, когда в последний раз отправлялся в больницу, сел за рояль и сыграл своим сестрам «Фантазию» Листа так, что у них она осталась примером почти гениального исполнения. Он был инженером-путейцем, строил железные дороги. Тогда это было самое живое дело.
Дядя СашаЭто был дипломат. Что он кончал, я не знаю, но всю жизнь он провел, представляя Российскую империю на Востоке, в разных государствах некрупного масштаба. Я помню, например, его пребывание при эмире Бухарском, последнее время он был генеральным консулом Российской империи в Монголии периода автономии[14].
Необычайно декоративен был его слуга — Хуссейн-ага, перс по национальности, рослый красавец с каменным лицом, иногда возникавший в дверях роскошного кабинета дяди Саши в квартире, которую он снимал, когда некоторое время жил в Петербурге. Я до сих пор вспоминаю черную кожу его мебели в кабинете.
Жены у него не было. Шел слух, что он был влюблен в какую-то балерину, но от брака пришлось отказаться — балерины не котировались в качестве жен сотрудников Министерства иностранных дел.
Я слышал, что он мечтал закончить свой трудовой стаж посланником где-нибудь в государстве, составляющем часть Германии — в Мюнхене, в Дюссельдорфе или Дрездене. Внешне все выглядело честь по чести: посольство России, почет и т. д., а работы почти никакой, государства эти — Бавария, Вюртемберг и Саксония сохраняли только внешнюю как бы самостоятельность. Но, увы! Мечты дяди не осуществились.
Побродив летом 1917 года по Петербургу и читая расклеенные на заборах предвыборные лозунги, он сказал сестрам (маме и тете Оле), предвидя своим государственным умом грядущую катастрофу: «Победит список № 5 — большевики. Мне здесь делать нечего». Он поступил в один банкирский дом, уехал в Англию, потом во Францию, в Париж. Там женился на португалке, значительно моложе себя, она делила свои симпатии между дядей Сашей и нашим же эмигрантом, белым офицером, ныне таксистом. Вот таким манером был создан им семейный уют. Мы переписывались, пока наша переписка не стала «угрожать государственному благополучию СССР». Вот и все…
Дядя АндрюшаДядя Андрюша, которого за смуглость в семье звали «Der kleine Afrikaner»[15], закончил, вслед за отцом (как и Виталий) Военно-медицинскую академию имени Витте, как она называлась ранее. Служил врачом на флоте, в частности на канонерской лодке «Кореец», вместе с «Варягом» попавшей в народный фольклор и в историю войны с Японией. Помню до сих пор строки известнейшей песни об этих событиях, когда моряки предпочли взорвать и затопить свои корабли, но не сдаться японцам:
Мы пред врагом не спустили
Славный Андреевский флаг.
Сами взорвали «Корейца»,
Нами потоплен «Варяг».
У нас хранится японский (или китайский?) черепаховый веер. Дядя Андрюша подарил его маме. Он в деревянной коробке, где на крышке сохранилась (карандашом!) надпись по-английски: «Gunboat „Koreetz“», Chemulpo («Канонерская лодка „Кореец“, Чемульпо» (порт приписки).
Говоря о дружной спайке семьи, приходится упомянуть о печальном событии из жизни молодого врача. Женившись рано, имея уже двоих детей, дядя Андрюша убедился, что его жена, внешне привлекательная, оказалась далеко не столь приятной в жизни и причем настолько, что он вынужден с ней был разойтись и, так как он не мог доверить ей своих детей, которых взялись воспитывать его сестра Ольга и мать, Александра Федоровна, он решил «украсть» детей, что было важно при разводе, так как по тогдашнему закону дети оставались при том из родителей, с кем они в данный момент находились. И вот составлена специальная экспедиция: мама, тетя Оля, дядя Алеша и папа. Они подстерегли минуту, когда дети возвращались с прогулки, и совершили похищение. Мама, рассказывая об этом, всегда очень волновалась.
Служа на кораблях, приписанных к восточным портам, дядя Андрюша постепенно переходил на дипломатическую работу. Видимо, в этом отношении мы последовали английскому примеру. Врач был вхож в любой дом, включая женскую половину, и это давало ему возможность выполнять ряд деликатных поручений дипломатического свойства, вплоть до участия в политических акциях. (Вспомним роль доктора Макниля, врача английского посольства в Персии, в романе Ю. Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара»). Последнее место работы дяди Андрюши — чиновник по особым поручениям при кавказском наместнике.
И смерть его, в 1914 году, была связана с его профессиональной деятельностью. Ведя определенную работу в отношении полудиких курдских племен, Россия установила «доверительные дружеские отношения» с одним курдским вождем. И надо же было так случиться, что другой вождь, придерживавшийся прогерманской ориентации, зарезал «нашего». Все это случилось накануне войны 1914 года. Это так подействовало на дядю Андрюшу, что, наклонившись над высоким ботинком, чтобы зашнуровать его, он упал и уже больше не встал.
Дядя АлешаДядя Алеша был моим крестным. Работал он в Министерстве финансов. Женился дядя Алеша на Вере Ивановне Бевад, дочери инженера, работавшего в Сибири в золотопромышленности. По слухам, он получил в приданое за тетей Верой целых 30 тысяч! Это нам казалось тогда — и действительно было! — большой суммой. В детстве тетя Вера встречалась с членами семей декабристов, о чем она мне много рассказывала. У них было пятеро детей. Они снимали в том же елисеевском доме на Тучковой набережной огромную, анфиладой, квартиру; или она мне казалась такой?
Во время Первой мировой войны дядя Алеша заведовал Красным Крестом в Тифлисе. Во всяком случае, он получил там звание действительного статского советника. И рассказы его о том времени звучали совершенно как нечто из «Тысячи и одной ночи».
Это мне напоминает впечатление, оставшееся на всю жизнь у великого князя Михаила Николаевича, сына Николая I, который долгое время был наместником на Кавказе. Сужу по ряду мемуаров.
Над семьей дяди Алеши и тети Веры словно тяготело какое-то проклятие… В 1905 году в Петербурге была холера — умер их маленький сын, которому было всего два года. Наступила революция. Из поездки за продуктами не вернулся старший сын — Миша. Тогда же скончалась от тифа прелестная, самая младшая дочь — Ирочка. В возрасте 53 лет от туберкулеза умер ее муж Алексей. Обе их дочери — Катя и Оля — вышли замуж за людей, много старше их. У Катиного мужа, заболевшего эндартериитом, отняли сперва одну ногу, затем вторую. Сама Катя погибла под колесами трамвая. Оля, младшая, скончалась от туберкулеза. А тетя Вера жила и жила, воспитывала двух сирот от старшей дочери и одну девочку от младшей…
