Мария Спендиарова - Спендиаров
В атмосфере домашней ласки, вдали от подавлявшей его столичной жизни Сашу снова потянуло к творчеству. Тихие шаги матери, поминутно входившей в залу, не мешали ему.
Вскоре он почувствовал необходимость в музыкальном общении. В Симферополе проводил летние каникулы ученик Санкт-Петербургской консерватории скрипач Иоаннес Романович Налбандян. Саша решил нанести ему визит.
«В студенческой форме Саша пришел ко мне, — рассказывал много позже Иоаннес Романович. — Он мне сразу очень понравился: чудесные золотые волосы, хорошие голубые глаза, нежный овал лица. Пенсне он тогда уже носил.
Я был известен в Симферополе как скрипач. Все эти годы я приезжал из Петербурга и выступал, потому он, верно, пришел ко мне познакомиться.
Представившись, он сел за рояль и стал тихонько импровизировать, рассказывая мне о московской музыкальной жизни, о том, что он учится скрипке у Пекарского. Затем он уселся поудобнее и сыграл свои романсы, напевая тихим «композиторским» голоском. Когда он кончил, я бросился к нему, крепко обнял и сказал, чтоб непременно он был композитором! А он скромно спросил: «А стоит ли?»
С осени потянулись университетские дни, отличавшиеся от прошлогодних только тем, что вместо естественных наук Саша изучал юридические.
От творчества он снова отошел. Лишь изредка, для забавы товарищей, импровизировал марши и танцы. Однажды, играя свой очередной марш, Саша не заметил, как вошел в залу и остановился за его спиной Николай Семенович Кленовский.
Через некоторое время Леня писал отцу: «Саша с первого октября начал брать уроки композиции у прекрасного учителя Кленовского — композитора Императорского театра и нашего дирижера. Он обыкновенно берет со всех по сорок рублей в месяц, но так как он нашел громадные способности у Саши и вообще крупный талант, он взялся учить его за тридцать рублей, может быть, даже он будет брать еще меньше. Я вполне убежден, что ты ничего не будешь иметь против и будешь высылать ежемесячно деньги».
Систематические занятия начались с весеннего полугодия.
Кленовский жил в меблированных комнатах на Тверской. Узкая темная прихожая вела в небольшое помещение с темными обоями и драпировками. Однако мрачная обстановка нисколько не соответствовала внешности и характеру музыканта. Это был подвижной крепыш с красноватым лицом и блестящими глазами.
Саша заставал его обычно за роялем. Ответив на приветствие, Кленовский тотчас же заговаривал о только что сыгранном произведении, восхищался им, если оно принадлежало перу его любимого творца, и страстно клеймил, если автором его был композитор не импонирующего ему направления.
«Его любимыми композиторами были Вагнер и Делиб, — вспоминал Оссовский, — постоянно можно было видеть их произведения на пюпитре его рояля».
Урок, сопровождаемый музыкальными беседами, длился далеко за положенное время. Чтобы размяться, Кленовский вскакивал с места и делал гимнастические упражнения. Затем он снова углублялся в занятия, равно захватывавшие и учителя и ученика.
«Изучение теории так увлекло меня, что я охладел к скрипке», — пишет Спендиаров в автобиографии.
«Кленовский был очень высокого мнения о способностях Александра Афанасьевича, — рассказывал Оссовский. — Как-то принес я ему свою мазню. Сел он, как сейчас помню, за рояль и, просматривая мое сочинение, сказал: «У меня есть талантливый ученик. Поразительно быстро он все схватывает, и поразительно чистый у него слух». Он вытащил какую-то рукопись Александра Афанасьевича (помню, скрипичная вещь была) и, проигрывая ее, все. восторгался: «Какая у него складная форма! Какое гармоническое чутье!»
Кленовскому нравилось отношение Александра Афанасьевича к музыке Римского-Корсакова, уже определившееся в университетские годы[15]. Сам он учился у Чайковского, но все симпатии его были на стороне Николая Андреевича и его школы».
Имя петербургского композитора произносили на уроках Кленовского с благоговением. Его произведения, равно как и произведения его учеников, постоянно проигрывали. Любимым пособием Кленовского был «Практический учебник гармонии», написанный Римским-Корсаковым.
Саша взялся за него в том же году. Быстро усвоив элементарную теорию, он приступил к изучению гармонии,
Среди московских друзей. Чайковский.
Теперь ему была необходима тишина. В поисках условий, нужных для Сашиных занятий, братья переезжали с квартиры на квартиру. Наконец они поселились в Романовских номерах, соблазнившись роскошным видом здания, высящегося на Тверском бульваре. Но вскоре им пришлось разочароваться: начиная от прихожей с традиционным чучелом медведя у вешалки и кончая чердачным помещением, дом гудел от голосов постояльцев и хлопанья дверей.
«Александр Афанасьевич занимался музыкой у нас, в Афанасьевском переулке, — рассказывала жена одного из университетских товарищей Спендиарова. — У них дома было очень шумно, а у нас никого, тишина. Помню такой случай: как-то сидел он один и отстукивал карандашом ритм на столе. Вдруг он поднял голову и сказал: «Войдите». Оказывается, свое собственное отстукивание он принял за чей-то стук в дверь…»
«Саша с детства был страшно рассеян, — говорил о товарище Сергей Федорович Брунс. — Он всегда думал о чем-то своем».
Погрузившись в изучение теории, Саша стал еще более рассеянным, что вызывало шутливое и вместе с тем бережное отношение к нему друзей.
Среди этих друзей был уже упомянутый Александр Вячеславович Оссовский. Он ввел Спендиарова в дом своих знакомых Ненарокомовых, где время от времени устраивались квартетные вечера. Исполнялись менуэт из квартета Моцарта, анданте из первого квартета Чайковского, трио Гайдна…
Дружеские отношения связывали Спендиарова и с Сергеем Никифоровичем Василенко — тоже участником студенческого оркестра. «Он (Александр Афанасьевич) играл на скрипке, а я на тромбоне, — пишет Василенко в своих воспоминаниях. — Между этими инструментами дистанция огромного размера, но мы сразу подружились… Усиленно музицируя, мы играли с ним все сонаты для скрипки и фортепьяно Бетховена, Моцарта, Цезаря Франка…»
Ближайшим другом Спендиарова стал виолончелист Антон Осипович Палице. Они вместе выступали на концертах[16], бывали в театрах, симфонических собраниях и постоянно посещали вечера, устраиваемые в семье композитора церковной музыки Николая Андреевича Соколова.
«Собиравшиеся у нас ученики консерватории и любители распевали целые сцены из русских и иностранных опер, — рассказывал Иван Николаевич Соколов, в те годы десятилетний мальчик. — Александр Афанасьевич им аккомпанировал. Он всегда всем аккомпанировал. Он так любил музыку, что, когда приходил, тотчас же садился за рояль и просиживал за ним весь вечер.
