Коллектив авторов - Любовные письма великих людей. Соотечественники
Единообразная картина здешней страны еще более усиливает во мне желание скорее обнять тебя, милая Гаша. О, да сохранит тебя Небо от всяких скорбей, и да будет с тобою чистая надежда и уверенность в моей любви и неизменной верности.
А. С. Пушкин
(1799–1837)
Прощайте, мой прелестный ангел. Целую кончики ваших крыльев…
«Лучший поэт России и первая красавица России» – так говорили о союзе Александра Пушкина и Натальи Гончаровой. Александр встретил Наталью в декабре 1828 г., а в апреле 1829-го сделал предложение.
«Я женат – и счастлив; одно желание мое, чтоб ничего в жизни моей не изменилось – лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что, кажется, я переродился», – писал поэт вскоре после свадьбы. Но мечтам Пушкина не суждено было сбыться. После шести лет семейной жизни в любви и согласии наступило время «черной клеветы» на Наталью Гончарову. Ее обвинили в тайной связи с французским подданным Дантесом. «Пушкин завещал вечно хранить честь своей жены и поплатился жизнью за репутацию вечно любимой Натали», – напишет позже Анна Ахматова.
«Я помню чудное мгновенье» – эти строки Александр Пушкин посвятил Анне Петровне Керн. С ней он был знаком еще до встречи с Гончаровой. Страстный роман захлестнул Пушкина и Керн в Риге. Сохранились их письма друг к другу на французском языке. Мимолетные отношения замужней Анны Керн и влюбчивого Александра Пушкина быстро закончились. Анна Петровна, несчастная в браке с престарелым мужем, вскоре встретила свою настоящую любовь – Александра Маркова-Виноградского и после смерти первого супруга обручилась с возлюбленным. Пушкин женился на Гончаровой.
А. С. Пушкин – невесте Н. Н. Гончаровой
(Москва, март 1830 года)
Сегодня – годовщина того дня, когда я вас впервые увидел; этот день… в моей жизни…
Чем боле я думаю, тем сильнее убеждаюсь, что мое существование не может быть отделено от вашего: я создан для того, чтобы любить вас и следовать за вами; все другие мои заботы – одно заблуждение и безумие. Вдали от вас меня неотступно преследуют сожаления о счастье, которым я не успел насладиться. Рано или поздно, мне, однако, придется все бросить и пасть к вашим ногам. Мысль о том дне, когда мне удастся иметь клочок земли в… одна только улыбается мне и оживляет среди тяжелой тоски. Там мне можно будет бродить вокруг вашего дома, встречать вас, следовать за вами…
А. С. Пушкин – невесте Н. Н. Гончаровой
(Болдино, 11 октября)
Въезд в Москву запрещен, и вот я заперт в Болдине. Именем неба молю, дорогая Наталья Николаевна, пишите мне, несмотря на то, что вам не хочется писать. Скажите мне, где вы? Оставили ли вы Москву? Нет ли окольного пути, который мог бы меня привести к вашим ногам? Я совсем потерял мужество и не знаю в самом деле, что делать. Ясное дело, что в этом году (будь он проклят!) нашей свадьбе не бывать. Но не правда ли, вы оставили Москву? Добровольно подвергать себя опасности среди холеры было бы непростительно. Я хорошо знаю, что всегда преувеличивают картину ее опустошений и число жертв; молодая женщина из Константинополя говорила мне когда-то, что только la canaille[4] умирает от холеры – все это прекрасно и превосходно; но все же нужно, чтобы порядочные люди принимали меры предосторожности, так как именно это спасает их, а вовсе не их элегантность и не их хорошей тон. Итак, вы в деревне хорошо укрыты от холеры, не правда ли? Пришлите мне ваш адрес и бюллетень о вашем здоровье! Мы не окружены карантинами, но эпидемия еще не проникла сюда. Болдино имеет вид острова, окруженного скалами. Ни соседа, ни книги. Погода ужасная. Я провожу мое время в том, что мараю бумагу и злюсь. Не знаю, что делается на белом свете и как поживает мой друг Полиньяк. Напишите мне о том, так как я совсем не читаю журналов. Я становлюсь совершенным идиотом: как говорится – до святости. Что дедушка с его медной бабушкой? Оба живы и здоровы, не правда ли? Передо мной теперь географическая карта; я смотрю, как бы дать крюку и приехать к вам через Кяхту или через Архангельск? Дело в том, что для друга семь верст – не крюк; а ехать прямо в Москву, значит, за семь верст киселя есть (да еще какого! московского!). Вот, поистине, плохие шутки. Je ris jaune[5], как говорят пуассардки. Прощайте. Повергните меня к ногам вашей maman; мои сердечные приветы всему семейству. Прощайте, мой прелестный ангел. Целую кончики ваших крыльев, как говорил Вольтер людям, которые не стоили вас.
А. С. Пушкин – невесте Н. Н. Гончаровой
(24 августа)
Ты не угадаешь, мой ангел, откуда я тебе пишу: из Павловска, между Берновом и Малинниками, о которых, вероятно, я тебе много рассказывал. Вчера, своротя на проселочную дорогу к Яропольцу, узнаю с удовольствием, что проеду мимо Вульфовых поместий, и решился их посетить. В 8 часов вечера приехал я к доброму моему Павлу Ивановичу (Эгельстрому), который обрадовался мне, как родному. Здесь я нашел большую перемену. Назад тому 5 лет Павловское, Малинники и Берново наполнены были уланами и барышнями, но уланы переведены, а барышни разъехались; из старых моих приятельниц нашел я одну белую кобылу, на которой и съездил в Малинники; но и та уж подо мною не пляшет, не бесится, а в Малинниках, вместо всех Анет, Евпраксий, Саш, Маш, etc., живет управитель Парасковии Александровны Рейхман, который попотчевал меня шнапсом. Вельяшева, мною некогда воспетая, живет здесь, в соседстве; но я к ней не поеду, зная, что тебе это было бы не по сердцу. Здесь обдаюсь я вареньем и проиграл три рубля в двадцать четыре роббера в вист. Ты видишь, что во всех отношениях я здесь безопасен. Много спрашивают меня о тебе; так же ли ты хороша, как сказывают, и какая ты: брюнетка или блондинка, худенькая или плотненькая? Завтра чем свет отправляюсь в Ярополец, где пробуду несколько часов, и отправлюсь в Москву, где, кажется, должен буду остаться дня три. Забыл я тебе сказать, что в Яропольце (виноват: в Торжке) толстая m-lle Pojarsky, та самая, которая варит славный квас и жарит славные котлеты, провожая меня до ворот своего трактира, отвечала мне на мои нежности: стыдно вам замечать чужие красоты, у вас у самого жена такая красавица, что я, встретя ее (?), ахнула. А надобно тебе знать, что m-lle Pojarsky ни дать ни взять m-me Georges, только немного постарше. Ты видишь, моя женка, что слава твоя распространяется по всем уездам. Довольна ли ты? Будьте здоровы все, помнит ли меня Маша, и нет ли у ней новых затей? Прощай, моя плотненькая брюнетка (что ли?). Я веду себя хорошо, и тебе не за что на меня дуться. Письмо это застанет тебя после твоих именин. Гляделась ли ты в зеркало и уверилась ли ты, что с твоим лицом ничего сравнить нельзя на свете, а душу твою люблю я еще более твоего лица. Прощай, мой ангел, целую тебя крепко.
