Эдуард Эррио - Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936
Но стремясь «улучшить», сохранить и продлить капиталистический строй, который воспринимался Эррио не как таковой, а как некая «французская демократия», нарушаемая или угнетаемая финансовой олигархией (Эррио это признавал), он оставался равнодушным, а порою даже враждебным к пролетариату – классу, непримиримому к капитализму, стремящемуся его не улучшить, а уничтожить и заменить более высоким и справедливым общественным строем – социализмом.
Отсюда и то игнорирование роли французского пролетариата и французской компартии, которое так бросается в глаза при чтении воспоминаний Эррио.
Но слабость и противоречивость позиции Эррио в том и заключались, что все его, даже самые скромные и умеренные, планы реформ могли быть осуществлены в рамках буржуазного государства лишь в том случае, если бы их поддерживали рабочий класс и широкие народные массы, если бы они были навязаны народом снизу.
Эррио же, как и вся партия радикалов, пытался решить свои более чем скромные задачи реформ без народа, помимо народа, а нередко и против народа.
Оставаясь же целиком на почве узких парламентских комбинаций – а читателю нетрудно заметить, что взор Эррио обращен прежде всего к трибуне или кулуарам палаты депутатов, – Эррио и как лидер партии радикалов и как глава правительства неизбежно терпел крушение в своих начинаниях.
В сущности, повествуемая Эррио на страницах его мемуаров история его политической деятельности – это история политических неудач, несбывшихся надежд, провалов и поражений. Здоровый природный оптимизм Эррио, присущее ему чувство юмора в какой-то мере прикрывают и смягчают горечь повествования, но и они не могут изменить его существа. И в вопросах внутренней и в вопросах внешней политики широкие планы, надежды, иллюзии, воодушевлявшие в свое время Эррио, – все одно за другим потерпели со временем крушение.
В своих мемуарах (читатель должен быть об этом предупрежден) Эррио уклоняется от обобщения главных уроков своего политического опыта и от глубокого анализа причин многократных своих поражений. Более того, он строит свое изложение таким образом, чтобы у читателя не возникло подозрения о закономерности этих поражений и неудач. В его воспоминаниях они представляются как частные отдельные случаи, объясняемые всякий раз также вполне частными причинами.
Мотивы, побуждавшие Эррио давать такое поверхностное и неудовлетворяющее читателей объяснение причин неудач в его политической деятельности, как и нежелание видеть их повторяемость и закономерность, вполне понятны. Помимо более общих причин, связанных с мировоззрением автора, они объясняются тем, что Эррио писал свои мемуары, видимо, в конце сороковых, в самом начале пятидесятых годов, когда и он сам и возглавляемая им по-прежнему партия радикалов играли активную политическую роль и усиленно стремились вернуть себе былое политическое значение, существенно поколебленное в годы второй мировой войны и первые послевоенные годы. Мемуары Эррио были не только историческим сочинением, повествованием о прошлом; в момент их выхода в свет (начало 1952 года) они должны были стать для его партии и боевым документом политической борьбы.
Но вопреки стараниям автора мемуаров уйти от тягостных обобщений, от глубокого анализа и раскрытия истинных коренных причин неудач его политической линии и закономерности провалов многих его политических начинаний сами факты, сообщаемые им в его воспоминаниях, сопоставление их с другими общеизвестными фактами истории Франции и Европы периода между двумя мировыми войнами приводят читателей к иным выводам.
В самом деле, возьмем, например, вопрос о «Левом блоке», о его возникновении, победе и поражении. Вопрос этот занимает в мемуарах Эррио большое место, и это надо признать вполне закономерным.
Кто станет отрицать, что когда Эдуард Эррио и его политические друзья из «Левого блока» выступили с критикой реакционнейшего «Национального блока» и стоявшего у власти с 1922 года правительства Пуанкаре, то в критике этой, хотя и недостаточной, было много справедливого и верного? Именно критика политики правительства Пуанкаре и выдвигаемая Эррио и другими деятелями «Левого блока» политическая программа, предусматривавшая резкое изменение и внутриполитического и внешнеполитического курса и проведение ряда реформ, и обеспечили победу «Левого блока» на майских выборах 1924 года.
Эта победа «Левого блока» и образование первого правительства Эдуарда Эррио были расценены современниками как крупное событие не только в жизни Франции, но и в политической жизни Европы. Это не была простая, столь частая в Третьей республике очередная смена кабинета, сводящаяся к персональным перемещениям, перераспределению министерских портфелей, но решительно ничего не менявшая в существе или даже форме проводимой политики. Нет, приход к власти «Левого блока» воспринимался как нечто необычное и новое. Он и ознаменовался необычными событиями: вынужденной, под давлением «Левого блока», досрочной отставкой с поста президента Александра Мильерана, справедливо считавшегося в то время одним из самых реакционных политиков, так сказать персональным воплощением антинародной, империалистической, антисоветской политики!
Правительство «Левого блока», начавшего с низвержения Пуанкаре и Мильерана, выступавшего как антитеза «Национального блока» и его реакционной политики, представало как правительство «нового курса». Совпадение во времени победы «Левого блока» на выборах и формирования правительства Эррио с образованием (несколько ранее – в январе 1924 года) первого лейбористского правительства Макдональда в Англии дало повод для шумных восторгов и громогласных заявлений о наступлении новой исторической эпохи, новой «эры демократического пацифизма», о коренном повороте во всей мировой политике. Сколько иллюзий, сколько надежд, пробужденных в сердцах легковерных или слишком доверчивых людей, сколько оптимистических предсказаний отражала на своих страницах французская левобуржуазная и социалистическая печать весной 1924 года!
И что же? Было бы неправильным, конечно, утверждать, что правительство Эррио ничего не сделало, ничего не выполнило из широкой программы реформ, преобразований, нововведений, из всех тех обещаний, которые так щедро раздавались во время избирательной кампании 1924 года. Достаточно напомнить хотя бы о том, что правительство Эррио возобновило нормальные дипломатические отношения между Францией и СССР, что являлось одним из наиболее популярных в массах программных обещаний «Левого блока» и что действительно стало крупным событием и французской и международной политики. В своих мемуарах Эррио старательно отмечает и подробно характеризует и все другие – гораздо меньшего значения – меры, которые удалось осуществить возглавляемому им правительству или его преемникам из «Левого блока». И все же даже Эррио не может скрыть в своих воспоминаниях огромного несоответствия между широкими обещаниями и их осуществлением на практике, между большими замыслами лидеров «Левого блока» и их воплощением в действительности.
