Э. Пименова - Франциск Ассизский. Его жизнь и общественная деятельность
После его болезни и первого приступа душевной тоски, заставившей его оглянуться на свою жизнь, прошло уже около двух лет, и за это время нравственный переворот, совершившийся с Франциском, успел вполне определиться. Мучительная борьба прекратилась, и ему казалось, что он уже ясно видит путь перед собою. Внутренний голос говорил ему, что он должен возненавидеть то, что прежде любил, и полюбить то, к чему до сих пор чувствовал отвращение. Образ Спасителя в терновом венце, призывающего к себе всех страждущих, всех жаждущих успокоения, все чаще и чаще являлся перед его духовными очами.
Чувство сострадания, составлявшее и прежде самую выдающуюся черту в характере Франциска, стало проявляться в нем с еще большей силой. Были люди еще более жалкие, более несчастные, чем нищие, с которыми Франциск желал находиться в братском общении; это были прокаженные, которых в средние века безжалостно исключали из людского общества и изгоняли из опасения заразы, предоставляя их своей собственной судьбе в особо отведенных для их жительства местах. Им бросали милостыню, но бежали от них. Так поступал прежде и Франциск, на которого вид прокаженных наводил такой же ужас, как и на всех. Но, после совершившегося в нем нравственного перелома, он решил победить в себе, во что бы то ни стало, это отвращение и, встретив однажды на дороге прокаженного, устоял против искушения бросить ему милостыню и бежать, а заставил себя сойти с лошади, подошел к пораженному изумлением несчастному, сознававшему, что он для всех служит предметом отвращения, и, оделив его деньгами, поцеловал ему руку с таким почтением, как священнику.
Такой поступок Франциска, конечно, очень знаменателен, как нравственный подвиг и символ самоотречения. Он указывает, как далеко уже зашел Франциск на этом пути. Один из биографов Франциска прибавляет, что через несколько дней после этого случая он отправился в место, где жили прокаженные, и, раздав им милостыню, каждому из них поцеловал руку.
Этот высший акт милосердия должен был доставить Франциску высокое нравственное удовлетворение. Многие, после разных тяжких испытаний и разочарований, отрекаются от мирских благ и наслаждений и обрекают себя на всяческие лишения. Но это отречение от зла далеко не всегда бывает синонимом любви к добру, по крайней мере – действенной любви. Люди, ушедшие от мира и его соблазнов, чаще всего бывают глухи к страданиям своей греховной братии и взирают на нее с некоторым презрением с высоты своего нравственного превосходства и чистоты. Франциск, однако, благодаря своему особенному душевному складу, всегда чувствовал влечение к тем, кто страдает, кто нуждается в духовной поддержке и утешении, и в его душе аскетизм и самоотречение получали совершенно другой смысл, – он не только не помышлял о том, чтобы уйти от мира, но, порвав сам лично все связи с миром и отрешившись от всяких личных потребностей, все-таки остался жить в мире, стремясь приблизиться к тому высокому идеалу, который представляла для него евангельская проповедь.
Глава II
Состояние церкви ХIII века. – Столкновение Франциска с отцом. – Часовня св. Дамиана. – Бегство из родительского дома. – Суд епископа. – Франциск становится свободным. – Его радость. – Франциск выясняет себе свое назначение
Было бы ошибочно рассматривать личность Франциска Ассизского вне той эпохи, в которой он жил и действовал. Его идеализм получает особенное значение именно ввиду материализма, охватившего церковь в то время. Именно тогда, когда он переживал нравственную борьбу и в нем совершался душевный перелом, религиозное положение Италии было таково, что оно не могло не повлиять на его образ мыслей и не толкнуть его на тот путь, на который он готовился вступить.
Испорченность нравов духовенства дошла до такой степени, что никакая серьезная реформа в этом направлении не могла быть произведена. Ереси возникали во множестве, и хотя некоторые из них и проникнуты были высоким духом евангельского учения, но другие поражали своей нелепостью и несообразностью. В то же время распространилось и материалистическое учение, открыто насмехавшееся над церковью и Евангелием. Весьма возможно, что Франциск Ассизский явился тут спасителем католической церкви, которая иначе рушилась бы, подрываемая со всех сторон еретическими учениями и собственной внутренней испорченностью, разлагавшей ее.
В светском духовенстве мздоимство господствовало беспрепятственно, и духовные должности продавались чуть не с публичного торга. Прелат, не бравший взяток, считался каким-то совершенно необычайным явлением. Про членов, римской курии говорили, что они так же глухи, как камень, когда к ним обращаются с просьбами. “Они бесчувственны, как дерево, свирепы, как огонь, непоколебимы, как железо, когда нужно прощать, неприступны и высокомерны, как были и жадны, и ненасытны, как Минотавры”, – говорит один из современников Франциска. Между собой епископы и прелаты постоянно находились в ссоре и заботились только об увеличении своих доходов, прибегая для этого к разным непозволительным средствам.
Вполне естественно, что духовенство, дошедшее до такого нравственного упадка, не внушало к себе никакого уважения и основывало свою власть лишь на суеверном страхе, который оно и старалось поддерживать всеми силами в душах людей. Однако и этот страх оказывался порой недостаточным, и люди восставали против власти недостойного духовенства. В Рим то и дело являлись монахи с жалобами на население тех округов, где находились монастыри, и с просьбой защиты у папства, причем папству часто приходилось прикрывать своим авторитетом недостойных, чтобы сохранить в неприкосновенности прерогативы церкви.
Суеверие было страшно распространено в народе, весь религиозный культ ограничивался лишь выполнением разных религиозных церемоний и обрядов, ничего не говорящих в большинстве случаев ни уму, ни сердцу и мало-помалу превратившихся в какие-то магические формулы, действующие сами по себе. Раз вступив на такой путь, люди доходили уже до абсурда, и в народе распространялись самые удивительные рассказы о чудесах, сотворенных различными реликвиями, которые получали, таким образом, характер настоящих талисманов, одаренных какой-то таинственной силой. Так, например, известен рассказ о купце из Гронинга, похитившем руку св. Жана Баптиста. Как только он завладел этой реликвией, то разбогател, точно чудом, но когда тайна его сделалась известна и у него отняли руку святого и поместили ее в церковь, – купец тотчас же разорился и стал нищим.
Из этого рассказа видно, что реликвии, по тогдашним воззрениям, действовали, невзирая на нравственные качества своего обладателя и даже иногда помимо его воли, как доказывает, например, следующая легенда, еще более курьезная: в Турени, куда должны были привезти реликвии Мартина Турского, были двое нищих, разбитых параличом, которые благодаря этому недугу добывали много денег. Узнав, что скоро должны прибыть реликвии, они испугались, что Мартин их исцелит, и тогда их доходы уменьшатся. Опасения паралитиков оказались вполне основательными. Они решили было бежать из Турени до прибытия туда реликвий, но так как двигались очень медленно, то не успели перебраться вовремя за границы провинции и получили нежелательное исцеление.
