Георгий Егоров - Фарватерами флотской службы
Не найдешь, наверное, сегодня такого советского моряка, который бы не знал знаменитого изречения адмирала Степана Осиповича Макарова "Помни войну". Знали его и мы - моряки предвоенного времени. И все-таки, когда началась война, особенно в первые ее дни, невольно думалось, что не все необходимое извлекли мы из этого мудрого совета.
Да, в то тревожное, предгрозовое время мы готовились к войне. Боевая учеба, к примеру, у нас, подводников, была весьма интенсивной. Однако, как мне думается, мы не до конца поняли, что бескомпромиссная, смертельная борьба требует особого духовного состояния, особой психологической настроенности. Выход нашего дивизиона из района Таллина в надводном положении в строю кильватера свидетельствовал, что психологически даже командиры не сразу перестроились на войну.
Вслед за сигналом "Урал", поступившим с крейсера "Максим Горький", еще дважды приходили сообщения, что он атакован подводными лодками. Поскольку наш курс пролегал через район, где находился крейсер, командир дивизиона приказал усилить наблюдение и быть готовым к срочному погружению. Но приказания о погружении он так и не давал. По всей вероятности, над комдивом довлели сроки прибытия на позицию: в подводном положении скорость лодки, как известно, гораздо ниже.
Часов в шесть утра сигнальщик доложил:
- Силуэт корабля, слева 30, на горизонте.
Действительно, в серой предутренней дымке проглядывались очертания крупного корабля, а рядом - силуэты других, более мелких.
- Те, что поменьше, - эсминцы, - проговорил Ярошевич, рассматривая корабли в бинокль. - Похоже - "семерки". А вот тот, что крупнее,очень странный.
Мне тоже показалось, что силуэт самого большого корабля необычный. Вроде бы крейсер, но в то же время какой-то усеченный, кургузый.
Сигнальщик старший матрос Бунин, обладавший уникальным зрением, уточнил:
- Крейсер "Максим Горький".
- Не может быть, - возразил командир лодки. - У "Максима Горького" другой силуэт.
- А у него нос оторван, товарищ командир, - доложил сигнальщик.
Да, это был крейсер "Максим Горький". Он попал на минное поле противника, и мощным взрывом ему оторвало носовую часть. Ратьером (сигнальный фонарь с узким затемненным лучом) мы передали на крейсер опознавательные, но ответ получили только после неоднократных вызовов. Видимо, наблюдение велось недостаточно бдительно. А ведь с моря приближались три подводные лодки.
Поскольку речь зашла о перестройке психологии, приведу еще примеры, свидетельствующие о том, насколько такая перестройка была важна.
В нарезанной для нашей лодки позиции мы находились до середины июля. Затем всему дивизиону было приказано возвращаться в Таллин. Местом рандеву назначили остров Сааремаа в Моонзундском архипелаге.
Мы подошли к нему первыми. "Щ-309" и "Щ-311", по-видимому, запаздывали. Изучая карту на моем штурманском столе, Ярошевич сказал, обращаясь к командиру дивизиона:
- Предлагаю войти в бухту Кихелконна, ошвартоваться к пирсу, взять в штабе береговой обороны оперативную обстановку, затем отойти на рейд, погрузиться и ждать подхода остальных лодок.
- А зачем погружаться? - вырвалось у кого-то из молодых командиров боевых частей. - Сколько уже суток большую часть времени находимся под водой? А бухта уютная, безопасная.
- Безопасная... - усмехнулся Ярошевич и, не договорив, взглянул на меня. Приготовьте карту. Отправитесь после швартовки в штаб коменданта островного оборонительного района. Нанесите оперативную обстановку на сегодняшний день.
Лодка подошла к пирсу. Погода стояла чудесная. Вода в бухте как зеркало. На берегу зелень. Тишина. Благодать.
В штабе, который находился на острове Сааремаа, я получил последнюю информацию об обстановке на Балтийском театре военных действий. Она была не из радостных: противник, захватив Лиепаю, находился на ближайших подступах к Таллину, его передовые части подошли к Пскову. А оттуда до Ленинграда рукой подать. Отмечено также, что фашисты выставили мины в ряде районов, в том числе были объявлены опасными подходы к проливу Соэла-Вяйн между островами Хиума и Сааремаа, куда мы должны были следовать. Когда я покидал штаб, оперативный дежурный сказал:
- Прошу передать командиру, чтобы не терял бдительности. Здесь недавно с одной подводной лодкой такое произошло...
Оказывается, за несколько дней до нас в бухту Кихелконна вошла одна из наших подводных лодок. Командир стал на якорь и, учитывая, что погода была прекрасная, солнечная, противника поблизости нет, разрешил команде купаться. В самый разгар купания налетели фашистские самолеты. Лодка успела погрузиться, но часть людей, находившихся в воде, погибли. Такова оказалась "цена беспечности.
Командир другой подводной лодки, обнаружив неприятельский самолет, не счел нужным погрузиться, решил, что может остаться незамеченным. Отражая затем атаку самолета огнем двух 45-миллиметровых пушек, лодка сумела уйти под воду, но получила повреждения.
Я рассказываю об этом для того, чтобы показать, что внезапное и вероломное нападение фашистской Германии на нашу страну в первое время поставило противника в более выгодное положение. И в отношении хода боевых действий, и в отношении психологии бойца. Все это объективно. Но, обращаясь к памяти, не хочется бесстрастно излагать хронику событий. Свою задачу я вижу в том, чтобы извлечь из пережитого уроки, чтобы поколения, которые будут после нас, не повторили прошлых ошибок.
События между тем развивались следующим образом. Командование Краснознаменного Балтийского флота, дабы исключить возможность прорыва кораблей противника в Балтийское море, решило расставить соответствующим образом подводные лодки. Метод выбрали позиционный. Буквально в первые три дня войны 15 лодок вышли на определенные позиции. Позиции нашего дивизиона подводных лодок перекрывали центральную часть Балтийского моря к востоку и западу от шведского острова Готланд. На севере они ограничивались островом Готска-Сандё.
Позиция "Щ-310" простиралась от острова Готска-Сандё на севере до маяка Эстергарн на восточном побережье острова Готланд. Юго-восточный угол позиции не доходил пятнадцати миль до побережья Латвии в районе порта Вентспилс (Виндава).
Мы заняли позицию точно в назначенное время. И потянулись боевые будни. Проходил день за днем, а ни одного боевого корабля, ни одного фашистского судна в поле нашего зрения не появлялось. Это сказывалось отрицательно на моральном настрое экипажа. Моряки просто жаждали схватки с противником. По данным, получаемым ежедневно из штаба флота, было известно, что фашистские войска продвигаются в сторону Риги. Предполагая возможное движение немецких транспортов к Ирбенскому проливу, командир лодки предложил командиру дивизиона:
