Николай Басовитый - Море и берег
Порядком уставшие, невыспавшиеся, 19 июня мы вернулись в Севастополь.
- Поздравляю, командир, - сказал мне на прощание Зубков. - Теперь вы вполне готовы к самостоятельным плаваниям.
Мины падают с кормы
Наступило 21 июня. Суббота. День большой приборки. По корабельным коридорам и палубам не пройти. Все моется, всюду наводятся чистота и блеск.
Вымыв крейсер, как говорится, от клотика до киля, краснофлотцы и старшины занялись своими делами. Работала корабельная баня. На бельевых леерах, протянутых над палубой, колыхались на легком ветерке выстиранные добела парусиновые рубахи и штаны.
В моей каюте собрались командиры боевых частей. Подсчитываем, сколько и каких запасов принял крейсер. За те два дня, которые прошли после учения, у борта корабля побывали баржи с топливом, водой, боеприпасами, продовольствием. Мы пополнили все запасы, порядком [23] израсходованные в учебных боях, и были готовы к новым походам.
Таков уж флотский порядок: вернулся из плавания - приготовься снова выйти в море. Только тогда можешь думать об отдыхе. И не было ничего удивительного в том, что этот порядок строго выдерживался. Но кое-что в те дни все-таки было не совсем обычным. Уж очень быстро удовлетворялись все наши заявки на пополнение запасов. И не только наши. От одного корабля баржи спешили к другому. А раньше, бывало, ждешь их, ждешь… Не помнилось также, чтобы когда-нибудь по окончании столь больших учений оставалась оперативная готовность номер два. А такая готовность, безусловно повышенная по сравнению с повседневной, была объявлена всему флоту.
Сейчас, желая показать свою прозорливость, можно было бы говорить, что в те дни чувствовал себя тревожно, ждал чего-то серьезного. Но, признаться, никакой особой тревоги не испытывал.
О войне, конечно, думалось. К нам в Севастополь приезжали лекторы из Москвы. Один из них недвусмысленно дал понять, что нельзя полностью верить в договор о ненападении, заключенный с гитлеровской Германией. Мы знали, что должны повышать бдительность и держать порох сухим.
Все это так. Однако я погрешил бы против истины, если бы сказал, что в субботу 21 июня видел приближение непосредственной опасности. Человек, видно, уж так устроен: готовится к чему-то, знает о его неизбежности, но не хочет до конца верить, успокаивает себя мыслью: «Не сегодня, не завтра». И пришлось потом лишь пожалеть, что многие тогда успокаивали себя подобным образом.
Обстановка на Севастопольском рейде, несмотря на повышенную оперативную готовность, не располагала к особой тревоге. Ко второй половине дня здесь собралась вся эскадра. Прибранные и умытые, по всей ширине бухты неподвижно стояли красавцы-корабли. На их бортах, на иллюминаторах играли солнечные блики, отраженные от воды. Часть личного состава было разрешено уволить на берег. Краснофлотцы и старшины, одетые по летней форме - во все белое, садились на катера, буксиры и барказы. Уходили в город и офицеры - кто [24] домой, к семьям, кто в Дом флота, на устроенный там вечер отдыха.
Позднее других, но еще засветло сошел на берег и я, получив на это разрешение командира бригады крейсеров. На корабле остались мой заместитель по политической части батальонный комиссар Мартынов и исполнявший обязанности старшего помощника командира капитан-лейтенант Сергиевский.
Хорошо вернуться домой после долгого отсутствия. У моряка есть это «преимущество» перед другими людьми - частые расставания и радостные встречи. Тамара Иосифовна, моя жена, захлопотала с ужином, а дочь Лена, почерневшая от загара, как и все севастопольские девчонки и мальчишки, расспрашивала об учениях, которые тут, в главной базе, ни для кого не были тайной. Жена и дочь хотели вытащить меня погулять по городу, спуститься с нашей Красноармейской улицы на Приморский бульвар, а мне, соскучившемуся по домашнему уюту да и порядком уставшему, вовсе не хотелось никуда двигаться. И потому после ужина мы все трое сидели на балконе, тихо разговаривали, наслаждаясь красотой теплого южного вечера.
Ночью я проснулся от пушечной пальбы и тревожных гудков. Прислушался и мигом вскочил с кровати, поняв, что в Севастополе дается сигнал большого сбора. По такому сигналу флот немедленно принимает готовность к боевым действиям. Снова учения? Тороплюсь одеться и почему-то уже точно знаю - нет, тревога не учебная, для учебной не тот час.
- Война, Тамара! - говорю жене.
Выскочил из дому и побежал с холма вниз, к берегу бухты. Бежал по непривычно темным улицам - повсюду в Севастополе было погашено уличное освещение. Спереди и сзади слышался топот ног - многие моряки по тревоге спешили на свои корабли.
Катер ждал у Графской пристани. На нем было уже несколько офицеров с «Червоной Украины». Приказал старшине немедленно идти к крейсеру, не дожидаясь остальных наших товарищей, тоже ночевавших на берегу.
- За ними сходите еще раз, - коротко бросил я.
Казалось, катер никогда так медленно не ходил. Наконец он стопорит ход у трапа, и я взбегаю на палубу крейсера. Сергиевский взволнованно докладывает: [25]
- По большому сбору на корабле объявлена готовность номер один. К зенитным орудиям поданы боеприпасы. Есть распоряжение Военного совета флота: если над базой появятся чужие самолеты - открывать огонь.
С мостика говорю по телефону с командирами боевых частей. Все люди готовы к действию.
Было уже более трех часов ночи, когда лучи прожекторов пронзили небо, крестиком засветился в них самолет. Ударили зенитки. Совсем недалеко, в районе Артиллерийской бухты, раздался мощный взрыв. «Крупными бомбят», - подумалось мне. Позднее мы узнали, что взорвалась сброшенная с самолета на парашюте морская мина. Вместо бухты она попала на берег и сработала как авиабомба.
…Один из самолетов летит над рейдом. Крейсер вздрагивает от выстрелов - наши зенитные пушки бьют боевыми снарядами. Потом стрельба смолкает, гаснут лучи прожекторов. На рейде и в Севастополе устанавливается тишина.
Судя по всему, внезапный воздушный налет не имел успеха. Корабли на месте, корабли целы. Мы еще не знаем, кто враг. Но он показал свое лицо - лицо подлого убийцы, нападающего коварно в темную ночь.
Вызываю на мостик то одного, то другого офицера.
- Как прошла стрельба? - спрашиваю командира зенитного дивизиона старшего лейтенанта Воловика.
- Хорошо, без пропусков, - отвечает тот. - Замечаний по работе личного состава нет.
- Проведите разбор. Не исключено повторение воздушного налета. Предупредите зенитчиков о бдительности, о высокой боевой готовности.
