Георг Гейдемарк - Биплан «С 666». Из записок летчика на Западном фронте
Но и это заблуждение: мало-по-малу, хотя и черепашьим шагом, мы все же продвигаемся вперед.
И все карабкаемся вверх… 2400 метров… Мы уже над германскими резервными позициями… Но вот и они остались позади, и все ближе придвигается к нам широкая, разрытая гранатами и развороченная минами, полоса…
Я размышляю: сегодня от огня зенитных орудий нам наверное не поздоровится, – ведь мы с трудом пробираемся вперед, и французам без труда удастся всадить несколько гранат в нашу машину…
Я оглядываюсь кругом. Совсем близко от нас уже видны клочья туч…
Надо решить!… Куда и как?
Перелетим ли мы фронт вдоль нижнего края облаков, на высоте 2500 метров, и будем держаться все время под тучами, или же мы попытаемся протолкнуться сквозь рваный облачный покров, забрав сперва высоту в 3000 метров?…
Энгман дергает за газовый рычажок и, пожимая плечами, пытается перехватить мой взгляд в зеркале. Что делать?
Я указываю рукой вверх: надо преодолеть облака!
Энгман кивает головой и передвигает рычажок для дальнейшего подъема…
Мы напряженно смотрим вверх, чтобы уловить одну из тех ямок, откуда, сквозь серую муть, нам сверкнет яркая лазурь неба, – сверкнет отрадно и сочно, словно здоровый мазок голубой краски на палитре художника…
Я гляжу на юг. Там, со стороны Авреля, ямок между клочьями облаков все больше и больше. Очень хорошо! Тем лучше нам удастся там разведка… А еще дальше, сзади, туч как будто совсем нет… И только на самом краю горизонта снова громоздятся сказочные замки…
Вот мы уже совсем близко от нижней границы облаков, тончайшие завесы которых с быстротой молнии проносятся мимо нас. Вон голубая дырка, а потом опять плотный покров… А вот мы ныряем вдруг в чудесном солнечном золоте… А там, опять мы видим небо только сквозь густую завесу… Потом опять, и надолго, плотный облачный покров…
Тросы свирепо свистят во время крутого виража вправо…
Вот большое отверстие, и мы хотим взобраться через него вверх. Кажется, нам это удастся… Нет, это только так кажется, потому что голубое пятно вдруг, точно его стерли мокрой губкой, исчезает… Мы никак не можем его снова отыскать и видим себя внезапно в самой гуще облаков…
Не беда!… Ведь через несколько секунд (самое большое – через минуту), мы должны пробраться сквозь этот слой… Я перегибаюсь за борт… Ага! Вон и земля снова показывается!…
Я бросаю быстрый взгляд на компас, чтобы потом, в облаках, держаться правильного курса. Только бы не исчезла из виду земля… Лететь среди туч – это самое тяжелое дело для нашего брата. Чувство равновесия очень скоро пропадает, ибо оно может быть только тогда, когда глаз имеет возможность упираться в какую-нибудь точку… При этом все равно – где такая точка есть: внизу – на земле или вверху – на небе…
Энгман направляет машину все выше и выше.
Оказия. Земли снова не видно!
Я торопливо бросаю взгляд вверх. Солнце, где ты?
Покажется ли оно снова? Как томительно долго тянутся секунды! И как они полны надежды и жути!…
Ах, наконец-то! Солнце снова выглядывает из-за туч, – сперва совсем бледное, точно диск луны. Но и в таком виде оно сильно подкрепляет наше мужество. Теперь мы не пропадем!…
И вдруг снова – до-свиданья! Туманные тени, в перегонку, опять поглощают бледные отблески света. И, по-видимому, надолго…
Я бросаю взгляд на компас. Он весь заиндевел. Дело дрянь!… Я обматываю паклей длинный конец отвертки и вытираю стекло. Но через несколько секунд на нем снова образуется слой инея… Нет, так дальше нельзя! Это блуждание в пустоте невыносимо!… Над нами еще раз выплывает бледный солнечный диск. Но если раньше, при нашем прежнем направлении, он стоял как раз перед нами, то теперь он мерцает где-то слева, сзади, снизу. Значит, мы окончательно сбились с пути. Да, дело совсем дрянь!
Нас снова поглощает туман. Мои очки тоже заиндевели. Я сдвигаю их с глаз… Теперь я могу видеть только через близко сдвинутые веки, потому что от ветра пропеллера веет колючим холодом.
Неужели солнце больше не покажется?
О, если бы мне удалось уловить хоть мельком землю внизу! Хотя бы на одну секунду… Я перегибаюсь за борт, пытаясь проникнуть взором сквозь серый мрак… Увы!
Я быстро подымаю голову кверху. Не мелькнул ли там солнечный свет?… Нет, ни малейшей на него надежды!
Дело дрянь!…
. Чувство равновесия пропадает окончательно. Я судорожно цепляюсь за подкосы кабана и, вместе с Энгманом, впиваюсь глазами в счетчик, отмечающий обороты. Мы на высоте 3000 метров. Значит, мы поднялись уже на 500 метров в облачном слое. Но как же так? Ведь облачный покров не может быть таким глубоким? Ведь, в крайнем случае, он достигает 200 метров?… Возможно только одно объяснение: мы угодили как раз в такое место, где кучевое облако громоздится над этим покровом…
Скоро ли кончится это невыносимое, томительное ожидание? Быть, по милости коварных облаков, сброшенным с высоты 3000 метров… Брр!…
Мне начинает казаться, что железная песня мотора звучит уже не так отчетливо, как всегда. Ее глушат окружающие нас темные облачные массы. Кажется, будто мотор недоволен проникающим в него холодным сырым воздухом…
Три тысячи сто!…
И мы все еще во мраке, который не прорезает ни один милосердный луч. Я снова опускаюсь на мое сиденье… А не привязать ли мне себя поясом, чтобы не быть выкинутым из самолета, если бы нам пришлось скользнуть на одно крыло? Я размышляю… Гм!
Через секунду я быстро хватаюсь за концы ремня, висящие справа и слева от меня, и затягиваю скобу на талии…
В то же мгновение я внезапно вздрагиваю от какого-то очень странного ощущения: нас толкает вбок… мы уже больше не летим прямо вперед… мы скользим. Если теперь не покажется солнце, мы погибли… И вдруг, решившись, я опять расстегиваю скобу и несколько раз ударяю Энгмана по его шлему. Вниз! Вниз!
С моего пилота точно тяжесть свалилась. Он закрывает газ и ставит машину на нос…
Мы скользим! Отлично!
Теперь опасность уже не так велика… Мне хочется кивнуть Энгману в зеркало, подбодрить его, но ничего не выходит: стекло затуманено…
Мы снижаемся. Тонкая стрелка высотомера падает маленькими, легкими толчками. 3000-2900-2800-2700-2600… Скоро должна показаться земля.
Две тысячи пятьсот…
Свершается чудо: облачная завеса разрывается и перед нами лежит земля. Лежит? Нет, она висит! Да, висит и совсем криво… Вернее, это мы висим совсем криво на правом крыле… Энгман невольно делает крутой вираж влево, и птица медленно принимает снова горизонтальное положение… Нас охватывает радостное чувство…
