Петер Берглар - Меттерних. Кучер Европы – лекарь Революции
Поэтому следует соблюдать осторожность с лозунговым словечком “реставрация” и ее протагонистом Меттернихом. Необходимо делать различие. Князь (с 1813 года) в силу своего дарования и по своему положению в первую очередь занимался внешней политикой. Его обязанностью было обеспечить и укрепить позиции Австрии, вопросом его честолюбия – вести Европу на поводу, но обязанность и честолюбие дополняли, даже обусловливали друг друга, ибо судьба габсбургской империи в большей степени, чем судьбы других государств, была связана с судьбой всей Европы. Мощная насильственная попытка подчинить континент гегемонии одной нации – Франции – и одного властелина – Наполеона рухнула, когда была уже близка к осуществлению; рухнула из-за “нет” Англии, из-за сопротивления России, из-за совместных действий этих двух “фланговых держав”, когда морская держава метила на моря, а сухопутная – на Азию; рухнула из-за внутреннего сбоя системы диктатуры, которая не могла и не хотела отказаться от характера чужеземного завоевания и тем самым вызвала возмущение народов. Как альтернативу гегемонии Меттерних представлял себе только совместное выступление держав. Другими словами, гегемонию Франции ни в коем случае не должна была сменить чья-либо другая, например, России. В этом он был полностью согласен с английским министром иностранных дел Каслри, а также с Талейраном, старым новым министром иностранных дел Бурбонской Франции; здесь, и только здесь, он мог опереться на дореволюционную традицию европейского государственного порядка. Со времен Карла V все войны велись за установление либо предотвращение гегемонии над Европой, и во второй половине XVIII века установилось нечто вроде равновесия; из пяти держав, которые его соблюдали (Франция, Россия, Англия, Австрия и Пруссия), ни одна не была сильнее, чем все остальные вместе взятые, а самая сильная держава всегда была слабее, чем две следующие по силе, вместе взятые. Следовало вернуться к этому основополагающему принципу европейской внешней политики, который утратил свою силу между 1792 и 1814 годами. Это возвращение и было “реставрацией”, причем в необходимом и потому позитивном смысле.
"Совместные выступления держав” (европейский “концерт”) – это больше, чем “равновесие держав”. В 1814-1815 годах речь шла не просто о том, чтобы восстановить баланс между великими державами, который воспрепятствовал бы еще одной попытке установления гегемонии и ее катастрофическим последствиям, речь шла о взаимодействии с целью установления и гарантий определенного внутреннего порядка европейских государств. Вкратце это можно сформулировать так: единоличное господство Наполеона сменилось правлением четырех, а затем пяти, “управляющего” которых почти десятилетие звали Меттернихом. Здесь перед нами выдающийся пример “сцепления” внешней и внутренней политики; ибо такие внешнеполитические соглашения, как Священный союз (1815 год) или конгрессы в Ахене, Троппау, Лайбахе, Вероне способствовали насильственному вмешательству во внутренние дела других государств, чтобы добиться сохранения определенного статус-кво. Такой статус-кво, особый для каждой страны, не был реставрацией в смысле простого восстановления положения до 1789 года или до эры Бонапарта – его практически и не последовало, – а должен был обеспечить в духе 1814-1815 гг, выполнение Парижского мирного договора и решений Венского конгресса.
Чтобы понять политику Меттерниха в годы между падением Наполеона и смертью Каслри (1822 год), следует исходить из ситуации в Австрии. Наследственная империя Австрия, как она называлась с 1804 года, представляла собой объединение различных стран; само это было результатом исторического процесса – скопления вокруг германских внутренних территорий и их династии Габсбургов; при этом они сохраняли свое своеобразие; такие страны, как королевства Венгерское или Богемское, а также меньшие или менее значительные, как Галиция, Хорватия, Славония, имели собственную историю, язык, культуру; приобретение больших итальянских территорий, таких как Ломбардо-Венецианское королевство, на Венском конгрессе внесло дополнительный элемент беспокойства в союз монархии. Опасности для существования габсбургского государства были двоякого характера: с одной стороны, угроза могущественных соседей, а с другой стороны – внутренние стремления к автономии; и то, и другое было тесно взаимосвязано и взаимно усиливалось. Национально-революционные и демократические движения в отдельных составных частях империи должны были побудить не только к разрыву объединяющих династических связей, но и к агрессии соседей, а внешнеполитическое, военное давление со стороны последних, например, России, должно было побудить к активности первых. Это было и оставалось основной ситуацией дунайской монархии вплоть до ее конца. Меттерних понял ее и пытался противостоять опасности по двум упомянутым основным линиям. Конкретно это выражалось в следующем: во-первых, счастливо пережитая французская гегемония ни в коем случае не должна была смениться русской, сильнейшую отныне континентальную державу нужно было держать в постоянном напряжении; во-вторых, следовало сурово подавлять все революционные устремления, будь они нацелены больше на народно-национальное или на политическое, социальное освобождение (а эти цели шли, как правило, рука об руку). Безопасность Австрии требовала, чтобы оба фактора – внешнеполитическое равновесие в европейском “концерте” и стабилизация строгих монархических порядков внутри этих держав – слились воедино. Это слияние и составляет подлинную сущность “системы Меттерниха”. Ее установление было гениальным дипломатическим достижением князя, которому, впрочем, благоприятствовали условия: готовность руководимой Каслри английской внешней политики участвовать в европейском “концерте” и в гарантиях внутреннего порядка; возвращение Франции в большую политику, которое помогло поставить заслон как нежелательному усилению Пруссии и России, так и революционным движениям; далее, достигнутое Меттернихом оптимальное решение немецкого вопроса в духе Вены, о чем мы будем говорить ниже; наконец, натура царя Александра I, которая сделала его опорой христианско-монархического легитимизма.
Когда, перечисляя отдельные моменты, мы говорим о “благоприятных обстоятельствах”, то следует уточнить, что они были созданы и сохранены благодаря решающему участию Меттерниха. Он мастерски владел искусством показывать всему миру, что Австрия незаменима и в политическом, и в военном отношении, и именно этим делал ее действительно незаменимой – препятствуя одному только допущению о том, что в Европе возможны какие-либо комбинации без Австрии, он тем самым предотвращал возникновение таковых против Австрии. (Это политическое искусство, мастером которого был также Бисмарк, имеет жизненно важное значение для государств в положении Австрии или, позднее, Германской империи: если оно не используется или вообще позабыто, то реальна угроза падения). Хорошую поддержку своей внешней политике Меттерних нашел в совместных действиях с Англией, министр иностранных дел которой был высокообразованным, искусным дипломатом, понимавшим европейские проблемы и согласным в их оценке со своим австрийским коллегой – нередко в противовес британским. То, что Каслри в свое время не только понял условия существования Австрии, но и оценил ее жизненную необходимость для европейской свободы и цивилизации, является составной частью его величия, оценить которое в полной мере мы можем лишь сегодня.
