Владимир Артамонов - Земля и небо Водопьянова
Слепнев, между прочим, задолго до катастрофы не исключал возможности, что пароход может затереть льдами. Ему, имеющему немалый опыт работы в Арктике, еще с 1929 года, когда в Чукотском море зазимовал пароход «Ставрополь» и его командировали туда (а также летчика Галышева) для эвакуации пассажиров, поручили теперь вместе с летчиком Леваневским перегонку самолетов с Аляски.
Основная спасательная группа состояла из военных летчиков-дальневосточников. Возглавил ее Николай Каманин. Но прежде она должна была быть доставлена вместе с их самолетами морским путем, следуя вдоль восточных берегов нашей страны, до Уэлена. Оттуда до места катастрофы оставалось не более двухсот километров. Летчики пересаживаются на самолеты и летят к лагерю Шмидта… Только этот план, как покажут дальнейшие события, не полностью осуществится. Северные условия на всем протяжении пути вносили свои коррективы в работу летчиков.
За продвижением группы, к которой по дороге примкнули гражданские летчики, в том числе Молоков, г волнением и трепетом следила вся страна, следил весь мир. Только б удалось благополучно достичь Чукотского полуострова — ближе бы стал лагерь Шмидта, все веселей дрейфующим на льдине людям.
Но пароходу «Смоленск» с плывшими на нем спасателями из-за больших льдов не пришлось дойти до намеченного пункта. Пробиваясь вперед с большими усилиями, он дошел лишь до мыса Олюторского.
Вот уже стало известно имя летчика, первым достигшего лагеря Шмидта: Ляпидевский! В конце ноябри он находился на Чукотке в бухте Провидения и весть о гибели «Челюскина» застала его в бухте Лаврентия. Лететь до места бедствия всего сорок минут. Гражданский летчик (он работал раньше на Дальнем Востоке), и потом полярный, Ляпидевский здесь и получил приказ: «Принять все меры к спасению…»
Как будто очень просто выглядело: сел в самолет и полетел прямо в лагерь. Машина у него была АНТ-4, с двумя двигателями, вместительная — на десять пассажиров, за несколько рейсов почти половину вывезешь челюскинцев. Но это теоретически, а на практике…
Много лет спустя, когда отмечалось сорокалетие челюскинской эпопеи, метеоролог Ольга Николаевна Комова рассказывала:
«Найти в Арктике место гибели «Челюскина», казалось, просто невозможно. Тени от торосов, лежащие тюлени — все походило на людей. А погода меняется каждый час. Поднимается ветер, метет снег — ничего не видно».
Сам Анатолий Васильевич Ляпидевский тоже вспоминал: «Несколько раз я ошибался: вроде увидел людей, а снизился, — оказывается, тюлени».
Ляпидевский много раз репетировал посадки: ведь в ледовом лагере аэродром ограниченных размеров, надо безошибочно опуститься там.
А сколько из-за непогоды у него было неудачных вылетов, прежде чем удалось полететь к челюскинцам!
«Двадцать девять раз пытались мы пробиться сквозь пургу и туманы в тяжелейших условиях Заполярья, — рассказывал А. В. Ляпидевский, — и все безуспешно… Наконец удача. Солнце, тишина, но страшный мороз — 40–45 градусов… Мы всматривались до боли в глазах. И наконец прямо «уперлись» в лагерь Шмидта. Первым лагерь увидел Лев Васильевич Петров, наш штурман, показал мне пальцем: «Толя, смотри!» Я обратил внимание: действительно, маленькая палаточка и около палатки три человека. Потом выяснилось — это были Погосов, Гуревич и бортмеханик Бабушкина Валавин, команда аэродрома, которая, живя в палатке, наблюдала за состоянием поля. Образовалась глубокая трещина, которая отрезала лагерь от площадки аэродрома… Я с минимальной скоростью подошел и удачно произвел посадку. Зарулил к троим этим храбрецам. Мы им привезли аккумуляторы для питания радиостанции, две туши оленей, взбодрили их. Они убедились, что самолет — это реальное спасение. Посоветовались с Отто Юльевичем Шмидтом и решили сразу взять с собой десять женщин и двух девочек — Аллу Буйко и Карину Васильеву. Самолет большой, тяжелый… впихнули, фигурально выражаясь, в большие, тяжелые малицы женщин и детей, и им пришлось кому-то лежать, кому-то сидеть, сильно сжавшись…»
Маленький аэродромчик, окруженный высокими торосами, ровняли с большим трудом — всего ведь одна; лопата сохранилась у челюскинцев. Люди старались как могли. Проявили исключительную работоспособность и самодисциплину. О. Ю. Шмидт делал все возможное для поднятия у людей морального духа: в ледовом лагере выпускалась даже стенгазета, проходились различные занятия, работали кружки. Вся их мужественная борьба за существование протягивались живой нитью навстречу летевшим к ним летчиком.
Насколько труден был полет в условиях Арктики, можно судить хотя бы по следующему факту: только через двадцать дней со дня катастрофы могла прийти к людям первая помощь: 5 марта прилетел на своем АНТ-4 Ляпидевский (в попытке слетать в лагерь еще раз он попал в трудные погодные условия и больше принять участие в спасении людей не смог). Остальные летчики-спасатели прибыли в лагерь Шмидта спустя еще месяц с лишним. Более того, только семерым удалось добраться до цели. Пурга, снежные заносы, Поломка авиатехники, потеря ориентировки в беспросветной снежной мгле для многих из тех, кто отправился в этот трудный путь, стали непреодолимым Препятствием.
Водопьянов пришел в редакцию «Правды». Здесь он свой человек — перевозил матрицы газеты, его премировали, он интересный собеседник, веселый, приятный человек. В редакции он написал письмо председателю правительственной комиссии В. В. Куйбышеву:
«Готов полететь на спасение челюскинцев. Самолет мой оборудован для полетов на Севере, могу вылететь завтра».
Наступившей глубокой ночью, когда он спал, раздался телефонный звонок из Совнаркома: явиться утром к Куйбышеву.
— Покажите, какой вы себе наметили маршрут, — спросил Куйбышев у Водопьянова, когда тот явился к нему.
Они подошли к карте, Водопьянов начал показывать, объяснять:
— Из Москвы до Николаевска-на-Амуре я полечу по оборудованной трассе. Дальше возьму курс на Охотск, бухту Нагаево, Гижигу, Каменское, Анадырь, Ванкарем, а из Ванкарема на льдину.
Куйбышев задумался, перевел взгляд на Водопьянова, спросил:
— Кто-нибудь летал зимой на этой трассе — из Николаевска на Чукотку?
— Нет, — ответил Михаил Васильевич. — В 1933 году я должен был пролететь вдоль побережья Охотского моря на Камчатку, но потерпел аварию на Байкале… Сейчас надеюсь повторить этот маршрут, моя машина для этого вполне приспособлена.
— А сколько у вас было аварий? — неожиданно напрямик спросил Куйбышев.
— Четыре.
— Четыре? — удивился он. — А вот посмотрите, что в характеристике пишут о вас: «Имеет семь аварий».
