Эдна О’Брайен - Влюбленный Байрон
Эти дружеские связи рисуют Байрона с самой привлекательной стороны. В выходках этих юношей были те проказливость, веселье и сумасбродство, которые Диккенс подарил мистеру Пиквику и его друзьям. Много лет спустя Байрон вспоминал одну из ночей со Скроупом за игорным столом; Байрон был тогда еще несовершеннолетним. Скроуп, пьяный, проигравшийся в пух и прах, на уговоры друзей прекратить игру категорически отказался. На следующий день двое друзей «с сильнейшей головной болью и пустыми карманами» нашли его крепко спящим в спальне, а у кровати стоял ночной горшок, «доверху полный банкнотами».
Друзья оставались преданы Байрону. Уже после его кончины Хобхауз написал, что ни один смертный не имел столь верных друзей. Он обладал магической силой привлекать людей, он «управлял, не внушая благоговейного страха, его манера говорить была твердой, но чрезвычайно свободной и открытой».
Его первое появление в мантии в холле Тринити-колледжа было сногсшибательным. Он собирался жить весело, забыть о музе — она хороша лишь для «заплесневелых стариков-второкурсников» — и забросить чтение: никто не утруждается заглядывать в сочинения что современных, что античных авторов. Глава колледжа, как отметил Байрон, «ест, пьет и спит, члены Совета делают то же самое, да еще каламбурят».
Байрону были срочно нужны деньги, так как он решил чуть позднее приобрести седло, упряжь и тому подобное. Когда Хэнсон посоветовал ему откладывать деньги, он признался было в своем мотовстве, но сразу же настрочил другое письмо, полное обид на Хэнсона за то, что тот обременяет его этими самыми советами. И с тех пор тон писем, обращенных к его поверенному, стал повелительным и вызывающим. Хэнсон был обязан следить за тем, чтобы миссис Байрон ни при каких обстоятельствах не появлялась в Тринити. А если такое произойдет, Байрон угрожал немедленно покинуть стены колледжа, пусть даже это приведет к временному исключению или окончательному изгнанию. Совершенно несправедливо он упрекал именно мать в своей испорченности, говоря, что она была обязана защищать, лелеять и наставлять своего отпрыска, но не исполнила своих обязанностей, а ее своенравный характер испортил и его. Далее он хотел довести до ее сведения, что университет совсем не нужен человеку с его титулом.
Среди всего этого разгула произошло нечто прекрасное, волнующее и, возможно, пугающее. Сначала это был только голос, серебряный и парящий, словно жаворонок, голос пятнадцатилетнего мальчика, поющего в хоре часовни в Тринити. Потом лицо, увиденное при свете свечей, — точеное, прекрасное. Джон Эдлстон, на два года моложе Байрона, сирота из простолюдинов, стал тем, к кому Байрон испытывал самую сильную и чистую страсть — их соединила мистическая нить. Эдлстон был зачислен в Кембридж со стипендией в полтора шиллинга в семестр. В таком необычном окружении они стали неразлучны, как лебеди Юноны. Влюбленные взгляды, свидания, им никогда не бывало скучно вдвоем. Они гуляли при луне, купались в реке неподалеку от Грэнчестера, в укромном тенистом местечке, которое потом стали называть «прудом Байрона». Он осыпал своего юного друга подарками. При расставании на рождественские каникулы Эдлстон подарил Байрону сердоликовый перстень в форме сердечка на тонком золотом ободке. Байрон носил его на мизинце и прославил в стихотворении «Pignus Amoris» («Цвет Любви»), в котором недорогой камень говорит о любви дарящего, камень, как ему казалось, плачущий от искреннего чувства. Ни время, ни разлука не смогут изменить его, однако время, разлука, осмотрительность и инстинкт самосохранения привели это чувство к безжалостному финалу.
Направляясь в Лондон, он снял комнаты на Пикадилли, у некоей миссис Мэссингберд: одну для себя, другую — для своего слуги Флетчера. Теперь, в столице, он срочно нуждался в деньгах, так как его ежемесячное пособие ожидалось не ранее Нового года. Вот тогда-то, или несколько позднее, он и попал в когти ростовщиков, этого «племени Левия»[12]. «Иудейский царь» был главным ростовщиком того времени, его имя Байрон нашел в газетных объявлениях. Так как Байрон был несовершеннолетним, он написал своей единокровной сестре Августе с просьбой быть его поручителем и хвастливо добавил, что его собственность стоит в сто раз больше суммы, которая ему нужна, имея в виду богатство, которое он вскоре должен был получить. Это море оптимизма поддерживалось в Байроне мистером Хэнсоном, который мог бы послужить прототипом для увертливых и криводушных стряпчих из диккенсовского «Холодного дома». Без каких-либо резонных оснований он уверил Байрона, что судебный процесс по возвращению рочдейлской собственности и прибыльных угольных копий удачно продвигается. Это оказалось вымыслом — процесс будет тянуться еще годами.
Байрон писал Августе, чтобы его просьба оставалась в секрете от этого «напыщенного» лорда Карлайла и «брехливого щенка Хэнсона». Августа, с опаской относившаяся к ростовщикам, предложила несколько сотен фунтов из собственного содержания, которые Байрон отверг из соображений чести. Он сказал, что не принял бы от нее денег, даже если б ему пришлось голодать. Не зная, на что решиться, она рассказала обо всем лорду Карлайлу и Хэнсону, и Байрон порвал с ней отношения и отказался отвечать на ее умоляющие покаянные письма.
В конце концов поручителем выступила миссис Мэссингберд, она и подвигла Байрона на длительные и опасные отношения с этими «отвратительными кровопийцами». Счастливый от своего новообретенного, хотя и заемного, богатства, он написал матери, что расплатился со своими счетами из колледжа, а также и со старыми долгами, оставшимися со времен Харроу. Однако он сообщил ей, что не вернется в Кембридж в следующем семестре. Оставаться в английском университете и заниматься образованием для человека его ранга — немыслимо, сама мысль об этом смехотворна. Он намеревается уехать за границу. Франция исключается, ввиду союза Англии с Бурбонами против Наполеона, но есть еще Германия, есть дворы Берлина, Вены, Санкт-Петербурга, они еще доступны, и он мог бы, если это необходимо, отправиться в сопровождении тьютора[13] по ее выбору.
Во время своего «первого сезона» в Лондоне он вел рассеянный образ жизни, брал уроки фехтования у Генри Анджело и уроки бокса у Джона «Джентльмена» Джексона — знаменитого чемпиона. Он был намерен, подобно его кумиру горбуну Александру Поупу, показать, что хромота не уменьшит его удаль и не повредит ей, утверждая, что изначальное отвращение приводит лишь к большей ярости. Джексон, немного задира, очень нравился Байрону, который отметил его «мощные икры и красивой формы, хотя и не очень изящные лодыжки».
