Вадим Фролов - В двух шагах от войны
Димка вышел из дому. Афанасий Григорьевич сидел на бревне, а рядом, конечно, валялся несуразный Шняка.
- Топай сюда, салага. Посиди со стариком, - сказал капитан.
Димка сел рядом. Громов выплюнул изжеванную махорочную цигарку и сразу же стал вертеть другую.
- Что они, бабы, понимают, - пробурчал он, - а мне вот белухой* реветь хочется.
Он закурил. Шняка в полусне щелкнул зубами, отгоняя мух. В палисаднике пахло свежей листвой, звучали на разные голоса тротуары под ногами редких прохожих. Капитан что-то говорил ворчливо, а Димка сидел как завороженный под этим еще не очень теплым северным солнцем и ничего не слышал. Очнулся он, когда Афанасий Григорьевич стукнул своей палкой по бревну.
- А я им говорю: рано капитана Громова списывать! Капитан Громов уже тышшу годов морячит. Капитан Громов с самим Владимиром Алексанычем Русановым в двенадцатом годе на Новую Землю ходил, капитан Громов всю рыбацкую науку за подзатыльники да восемь пудов соленой рыбы прошел, когда зуйком* у купца Шкарятова спину гнул. Капитан Громов вкруг света три раза обогнул. Я море, как половицы в доме, знаю: судно в тумане веду, дак о камень не стукну, о коргу* не задену. Я с самим Павлином Виноградовым под Котласом на Двинской флотилии воевал, а вы меня на якорь?!
"Какой он бывший - никакой он не бывший", - подумал Димка и сказал:
- Вы еще поплаваете, Афанасий Григорьевич.
- А что? Поплаваю! - сказал Громов, встал и неожиданно твердым шагом пошел к дому.
Шняка вскочил и залаял дурным голосом. А капитанская палка так и осталась лежать у бревна.
Димка немного повозился со Шнякой, и тут из дома вышел Афанасий Григорьевич. Он был в синем кителе, на груди "Знак Почета" и какая-то медаль, на голове фуражка с золотой "капустой". Глядя прямо перед собой, он пошагал к калитке. Подержался за нее, нахмурился и мрачно сказал:
- Ты того, Димка... палку мне подай-ко. На случай всякий. - Он вначале скривился, а потом ухмыльнулся. - Может, долбануть кого-никого достанется.
Отогнав Шняку, он громко прихлопнул за собой калитку и потопал по тротуару. Палку держал наперевес.
...В Управлении Тралфлота капитана Громова знали и приветствовали почтительно, однако просидеть в приемной пришлось долго - много у начальника было дел поважнее, чем обиды и заботы старого капитана. Все же он досидел.
Начальник, крупный, плечистый, совсем еще молодой - каких-нибудь лет сорок, - уважительно вышел из-за заваленного бумагами стола и крепко пожал Афанасию Григорьевичу руку. "Ишь как пальцы-то ему скрючило, да и палка вот, - с сожалением подумал он, - а ведь какой капитан был!"
Разговор был нелегкий и длинный. Начальник украдкой поглядывал на часы и начинал нервничать.
- Ну, куда? Ну, куда я тебя пристрою, Афанасий Григорьевич? - в который раз повторял он. - В море тебе нельзя, сам понимаешь.
- Мне нельзя? - рявкал Громов. - Миньке Батурину под семьдесят, а все плавает, старая шкаторина*.
- Ну, нельзя тебе в море, - устало говорил начальник. - А на берегу у меня капитанских должностей нет. Ну, нет же, сам понимаешь...
- А чихать мне на капитанскую должность! - сердился Громов. - Любую давай, лишь бы польза была. Не могу я сейчас небо коптить. Что у тебя, людей лишних навалом, что ли? Не хватает ведь людей-то?
- Не хватает, - уныло соглашался начальник, - но...
- Ты что на мою палку глядишь? - кричал Громов. - Вот она, моя палка, была и нету! - Он, взяв палку обеими руками за концы, хрястнул ею себя по колену. Хрястнул сильно, даже крякнул при этом, но палка не сломалась только ногу себе отшиб. Он сморщился от боли, а потом с упрямой злостью швырнул палку в угол. - Вот она, моя палка, была и нету, - слегка задыхаясь, повторил он и сразу затих.
- Ну, ладно, - вздохнув, сказал начальник, - ты, Григорьич, не переживай. Зайди через недельку - может, что и придумаю.
- Через недельку... - проворчал Громов.
Он опустил голову и задумался, глядя куда-то в стену. Потом встал и тяжело зашагал к двери.
Начальник быстро пошел в угол, поднял суковатую палку и подал ее старику. Тот молча взял ее и вздохнул.
- Ты не держи на меня сердце, Ванюша, - сказал он виновато. Невмоготу мне, понимаешь. Может, хоть... сторожем куда?
Начальник даже покраснел.
- Сторожем?! Это тебя-то сторожем?! Такого капитана! - крикнул он и досадливо махнул рукой. - А-а...
- Был капитан, да весь вышел, - горько сказал Громов.
В это время зазвонил телефон - прямая "вертушка" из обкома партии. Покачивая головой, начальник сел за стол и взял трубку. Громов вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.
- Вас слушают, - сказал начальник. - Здравствуйте. Да, я.
Потом он долго слушал, изредка говоря: "Да, понимаю", "Трудновато это", "Попробуем". А под конец он заговорил:
- Что ж, дело-то, конечно, нелегкое, но стоящее. Судно найдем. С капитаном труднее, но, думаю, найдем и капитана. Начальника? Хм-м... Подумать надо. Может, тут лучше кого из учителей... Да, верно, там одни женщины в школах-то... - И вдруг озабоченное лицо его просветлело. Начальника? Есть одна идея. Подошлю вам человека. Хороший человек. До свидания.
5
В июле сорок первого года капитан Замятин заболел.
Здесь, под Мурманском, враг застрял в скалах. На Карельском фронте ему только кое-где удалось перейти нашу границу. А дальше на юг до самого Черного моря он попер так, что об этом не хотелось и думать.
И надо же в такое время заболеть! И болезнь какая-то дурацкая: слабость во всем теле, жар под сорок, всего ломает, и пить постоянно хочется. От всего этого, от мыслей, от которых никуда не уйдешь, и от чувства собственного бессилия на душе у капитана было неладно.
- Долго еще валяться, матрас продавливать? - спросил он врача осипшим голосом.
- Сколько надо, столько и пролежите, - рассердился врач. - Вы что думаете, ваша профессия даром вам дается? Вы же все время в воде, так сказать, в соленых брызгах океана. Да вы не волнуйтесь, все будет в порядке. Вот скоро эвакуируем вас...
- Куда? - спросил Замятин.
- Можно сказать, почти что домой, - успокоил врач, - в Архангельск.
- А семья?
- И семью, - ответил доктор.
Замятину стало чуть легче: Мурманск, Архангельск - разницы почти нет. Свои места.
- Я работать хочу, - сказал Замятин, - воевать хочу.
- Будете, капитан, и работать и воевать, - сказал врач и, уже уходя, строго добавил: - Отдохнуть вам надо, отдохнуть. Чтобы работать и воевать!
"Какой еще, к дьяволу, отдых!" - мрачно подумал капитан.
...В Архангельске Замятин поправился быстро. Хотел поправиться - и поправился. В госпитале выписали все необходимые документы, и он сразу пошел к своему начальству. Ноги были еще немного ватными, сердце стукало глухо и иногда вроде бы слегка опускалось куда-то, а в остальном все было в порядке, хоть сейчас на мостик. Павел Петрович шел по набережной, всматривался в Двину, поглядывал на небо. Знакомый плеск волны о берег, гудки судов, крики чаек - все это успокаивало, и он вспомнил свой РТ-57, свою "Смену", отличный траулер, на котором он плавал до войны, а вернее, до самой болезни. Вспоминал свою дружную команду и с тревогой думал: куда-то пошлют? Воевать хотелось до того, что даже скулы сводило, хотя и понимал, что без продовольствия, а значит, и без рыбы - не проживешь и не повоюешь. Кормить народ и его армию - это тоже, пожалуй, фронт.
