Николай Кузьмин - Огненная судьба. Повесть о Сергее Лазо
Продолжая размышлять, Лазо говорил:
— Тогда, прежде чем уйти, им необходимо договориться с японцами, ведь американцам выгодно, если Япония увязнет в войне с нами. Воевать с большевиками чужими руками — это вполне в их духе. Вполне!
Довольный Кушнарев добавил:
— Они еще и подпихнут их! Я имею в виду японцев.
Движением указательного пальца Лазо засвидетельствовал меткость замечания товарища Петра:
— Именно!
Он заметно ободрился, повеселел. «Вот в чем наша сила — в коллективном уме, в общих решениях. Собрались, обсудили, поспорили и нашли единственно правильную линию поведения». Теперь, убежденный доводами Кушнарева, он употребит весь свой авторитет, чтобы решения, только что принятые здесь, проводились в жизнь неукоснительно и твердо.
Недовольный переменой в настроении Лазо, ефрейтор из егерского полка крикнул:
— Не поймут нас, если мы управе власть на блюдечке преподнесем!
— Должны понять! — потребовал Лазо. — Сейчас это ваша главная задача.
Итак, с основными разногласиями было покончено. Призрак кровавого столкновения с японцами отрезвил горячие головы. Без Красной Армии с интервентами не справиться. Если даже американцы и в самом деле намерены увести свои войска, то они предварительно о многом договорятся со своими «союзниками» и окончательно развяжут им руки.
Необычная обстановка на Дальнем Востоке заставила большевиков принять на первый взгляд удивительное решение: бороться за власть для областной земской управы. «Розовый» переворот удержит интервентов от выступления хотя бы на первых порах. А чтобы выиграть побольше драгоценного времени, в ход следует пустить крупнейшую карту — влияние консульского корпуса. Земская управа обратится к покровительству иностранных консулов, а через них — к мировому общественному мнению. Этот мощный рычаг японцы не посмеют игнорировать, по крайней мере сначала.
Иностранные представители во Владивостоке с самого начала революции проявляли удивительную активность. В 1917 году консульский корпус специальным решением категорически отказался признать власть Совета — только земская управа. Через несколько месяцев, в феврале следующего года, консулы выразили решительный протест по поводу рабочего контроля во Владивостокском порту, пригрозив «принять меры, которые они сочтут необходимыми». И вскоре приняли: был явно спровоцирован налет на контору «Исидо». Иностранная оккупация советского Дальнего Востока проходила под неустанной опекой консулов. Вмешиваясь во все дела, они неизменно заявляли, что действуют не только в интересах «международной справедливости», но и защищают законную российскую власть, — так они называли старорежимную земскую управу. Что же, теперь их следовало на этом и ловить. Пусть знают, что «страшные» большевики борются всего лишь против генерала Розанова, как представителя окончательно обанкротившегося Колчака. Иностранным представителям негоже вмешиваться во внутренние дела русских, тем более что большевики не помышляют ни о чем другом, как только укрепить власть любезной сердцу консулов земской управы. Таким образом консулы, хотят они этого или не хотят, будут вынуждены сдерживать кровожадность японской военщины. А это в конечном счете на руку большевикам, потому что дает выигрыш во времени.
Итак, самый главный и самый сложный вопрос партийной конференции решился. Удалось убедить даже непримиримых. И людьми овладело хорошее, бодрое настроение.
Представитель Дальзавода, давно уже спустивший с плеч свою промасленную кожанку, подмигнул сердитому ефрейтору:
— Тут и о «колчаках» забота: все-таки перед управой им капитулировать способнее, чем перед нами.
Вынужденные принять необычайное решение, большевики тем не менее ни на минуту не отказывались от реальной власти. Как только переворот произойдет, при управе создается Военный совет (по существу, он действует уже сейчас). Так что фактически власть из своих рук большевики не выпускают.
Закрывая конференцию, Лазо просил делегатов не поддаваться на провокации японцев и не давать им повода применить силу.
— Особо подчеркиваю один важный момент: все воинские части должны первым долгом вынести решение о полной и безоговорочной поддержке земской управы. О полной и безоговорочной!
Широкий ветер одолел туман, содрав его тяжелую влажную шкуру с побережья, и большой нарядный город засверкал под голубизной высокого неба. Как будто даже теплее стало. С высоты Нагорной улицы открывался чудесный вид. Чуркин мыс ограждал от океана залив Золотой рог. Вдали, в синеве, отчетливо проступали холмы Русского острова. На рейде и в акватории порта тяжелыми утюгами замерли военные корабли: японские, американские и английские (одно время здесь стоял даже китайский крейсер, тоже примчался на запах поживы). Сергей впервые обратил внимание, что орудия японских крейсеров направлены на город. Интересно, а вчера куда они смотрели? Сейчас все напоминало о приготовлениях к нападению… И снова он подумал о власти видимой и скрытой. Вчерашним утром этот заставленный военными кораблями порт представлял странную картину. Объявляя о начале забастовки, загудели пароходы, катера, буксиры — пар тучами срывался с труб и уносился в сопки. Рев подхватили гудки электростанции, Временных мастерских, на станции засвистели паровозы, на «Печенге» ударил сигнальный колокол. Китайцы, ловцы трепангов, вскочили в своих лодочках и принялись колотить в сковороды. Жители Владивостока кинулись на набережную…
Навстречу Сергею попался разносчик свежей рыбы. Солнце поднималось все выше — день разгорался.
Переулки, улочки, тупики, подобно ручейкам, сбегались к улице Светланской. С Китайского базара валили толпы домохозяек и кухарок с корзинами провизии. Отчаянно гремя, прополз трамвай. На городскую суету меланхолически взирал с гранитного постамента одинокий Невельской с пышными бронзовыми эполетами адмирала на мундире. Возле просторного причала дожидался летнего сезона плавучий ресторан.
На Светланской все напоминало о первых поселенцах, заложивших на побережье этот порт. Само название улицы сохранило память о веселых разбитных матросах фрегата «Светлана», рубивших просеку в вековом приморском лесу. Могучие кедры и сосны возвышались на самом берегу. В конец залива, в Гнилой угол, человек мог продраться только с помощью топора. Первопоселенцы основали на берегу военный пост и стали здесь дозором, устремив взгляды в беспредельную даль океана, откуда ежедневно вставало солнце. Скоро к ним стало прибывать подкрепление. Вон к тому мысу пристал корвет под командой капитана Эгершельда. Матросы, ступив на берег, попали в объятия соотечественников. Первой же ночью новичков поразил низкий рык охотящегося тигра.
