Альф Якобсен - Линкор «Шарнхорст»
Раньше «Шарнхорст» считали «счастливым» кораблем, морской легендой; кораблем, которому удавалось ускользать от своих противников и даже обманывать их. А когда наступил конец, ведь фактически никто не видел, как затонул корабль, — за исключением молодых матросов, которым пришлось бороться за свои жизни в ледяной, покрытой пленкой нефти арктической воде.
Мы поняли, что теперь уже никто никогда не скажет точно, где именно все случилось. Остова корабля не было там, где он должен был находиться. «Шарнхорст» исчез навсегда.
Наступило утро, на юго-западе мы увидели силуэт мыса Нордкап — нависший над поверхностью моря почерневший, избитый штормами бастион, укрывшийся под рваными, взлохмаченными облаками. Стоявшую перед нами задачу мы решить не смогли, но я не собирался сдаваться. Сказать, что я вообще ничего не нашел, было все-таки нельзя. Я нашел цель и четко знал, что делать дальше. Следовало вернуться к исходной точке, изучить подлинные документы и побеседовать с очевидцами. Только с их помощью я мог реализовать свою мечту.
Глава 3
ВРЕМЯ МЕЧТАТЬ
НОРВЕГИЯ / ГЕРМАНИЯ, РОЖДЕСТВО 1943 ГОДА.
Многие люди жили надеждами и мечтами по мере приближения Рождества в 1943 году. В живописном небольшом поселке недалеко от Альты, на севере Норвегии, двадцатилетняя Сигрид Опгаард Расмуссен ожидала важнейшего события — рождения первенца. Все остальное казалось довольно мрачным. Шел четвертый год войны, и он не принес ничего, кроме горя и разочарований. Правда, ходили слухи, что на Восточном фронте немцы отступают, однако здесь, в западном Финмарке, до победы и освобождения было еще далеко. По территории провинции все шли немецкие войска к окопам и укреплениям, расположенным к востоку от реки Лица. Когда адмиралы Гитлера проводили артиллерийские учения, местные жители слышали во фьордах грохот тяжелых орудий.
Сигрид думала о ребенке, которому вскоре предстояло увидеть свет, а также и о том, что надо как-то продержаться. Она твердо верила, что когда-нибудь вновь наступит мирная, нормальная жизнь, о которой она мечтала и которую планировала со своим мужем Калле (Карлом).
Сигрид познакомилась с Калле летом 1942 года — это был гибкий, спортивного вида молодой человек с тонкими, выразительными чертами лица, с неизменной легкой улыбкой на губах. Тогда она проделала долгий путь от фермы, расположенной в горах, где обычно проводила лето, ей было жарко, кожа обгорела, но она совершенно не устала. Его она увидела, завернув за угол, — он сидел на ступеньках дома и уплетал сметану, поставив миску на колени. Как ни странно, она сразу почувствовала его интерес к себе, хотя причина его прихода была вполне обыденной. Он был приятелем ее брата Халвора и зашел, чтобы просто купить яиц и сметану, а не для того, чтобы увидеть ее. Сигрид вспомнила, что мать отказывалась брать у него деньги из-за малости требуемой суммы. Правда, намекнула, что будет неплохо, если он, кассир местного дорожного управления, часто разъезжавший по фьордам, будет привозить немного рыбы.
Осенью Калле все чаще приходил к ним, а в сочельник его пригласили на рождественский обед. То, что начиналось как проявление некоторого интереса к ней, постепенно перешло в пылкую любовь. Ей было весело с Калле. Он был спортивен, умен и очень любил разыгрывать разные сцены. Глядя на него, зрители смеялись до слез.
«Я раньше никогда не встречала такого человека. Он заводил людей, заставлял их смеяться и радоваться».
Все решилось в апреле 1943 года. Сигрид и Калле встречались регулярно и вскоре стали любовниками. Это произошло вполне естественно: им нравилось быть вместе, они полностью доверяли друг другу и строили планы на будущее. Калле имел постоянную работу и зарплату, что было немаловажно. Когда Сигрид почувствовала, что беременна, следующий шаг был очевиден. Они поехали в родной город Калле — Вадсё и там поженились. Это было 7 августа — день был торжественным и достойно увенчал замечательное лето.
«Мы жили в доме родителей как часть большой семьи. Правда, нам принадлежала только спальня. Лето и осень того года были лучшим временем в моей жизни. Несмотря на войну и все, что она принесла, мы были счастливы и радовались совместной жизни, в материальном смысле нам ничего особенного не было нужно. Мы обсуждали следующий шаг. Калле уже поговорил со своим работодателем, и мы начали подыскивать себе собственное жилье».
Однако в ноябре безмятежной жизни пришел конец. Что-то незаметно изменилось, и у Сигрид возникло смутное чувство опасности, многое стало казаться ей очень непонятным. Калле все больше времени проводил со своим приятелем из Вадсё, которого звали Торстейн Петтерсен Рааби. Могло показаться, что Торстейн — просто большой шутник, но было в нем что-то еще. Сигрид не могла бы объяснить причину все большего беспокойства. Калле все чаще проводил вечера со своим приятелем в Кронстаде, в помещении конторы дорожного управления, похожей на казарму. Он возвращался домой поздно ночью, и от него частенько попахивало дешевым спиртным. Сигрид терялась в догадках — что же все-таки случилось? Почему муж, еще недавно такой спортивный парень, вдруг начал пить? Когда она потребовала объяснений, Калле ушел от прямого ответа. Его явно что-то тяготило.
«Он никогда не говорил, куда идет. Я с нетерпением ждала его, всматриваясь в окно. Наверное, не стоило так себя вести, но я уже ничего не могла с собой поделать. У меня возникли кое-какие подозрения, но уверенности в правоте не было. Все это отрицательно сказывалось на семейной жизни, потому что исчезала открытость в наших отношениях. Я спрашивала его, в чем дело, но он просил не торопить его. Я плакала и говорила, что люди уже начинают называть его пьяницей. „Это хорошо, — сказал он. — Значит, все идет, как надо“».
До рождения ребенка оставалось всего несколько недель; ожидали, что это произойдет либо в конце текущего, либо в начале следующего года. Ребенок, рожденный в любви и при наступлении нового года, должен быть залогом лучшего будущего. Но Калле по-прежнему где-то пропадал с Торстейном. Ничего хорошего это не сулило, и Сигрид не находила места от переживаний. Казалось, война добралась и лично до них. Ей было двадцать лет, она совсем недавно вышла замуж, у нее на руках был новорожденный ребенок, но она совершенно не представляла, что будет дальше.
Примерно в 2000 километрах к югу, в промышленном городе Гисен на территории земли Гессен, в сердце Третьего гитлеровского рейха, жила еще одна молодая женщина, которая так же ждала, тосковала и надеялась. Как и Сигрид Опгаард Расмуссен, Гертруда Дамаски, жизнерадостная и беззаботная, была в расцвете юности — ей исполнилось всего восемнадцать лет. Эти девушки не подозревали о существовании друг друга. Общими же у них были молодость и опасения за судьбу возлюбленных.
