Константин Симонов - Дни и ночи
- Живой,- улыбнулся Проценко.- И я живой. Это хорошо.- И, обращаясь к кому-то, плохо различимому в темноте, сказал: - Старые друзья, товарищ генерал, еще под Москвой вместе были...
И, сразу перейдя с ласкового тона на строго официальный, переспросив еще раз, все ли вызванные им командиры собрались, начал объяснять задачу этой ночи. Надо было за ночь сменить остатки дивизии, стоявшей на направлении главного удара немцев. Полк Бабченко должен был ночной атакой выбить немцев с окраины заводского поселка, где они сегодня днем ближе всего подошли к Волге и откуда Сабуров, очевидно, и слышал близкую автоматную стрельбу.
Проценко подробно и точно, как обычно он это делал, объяснил задачу, ведя карандашом по аккуратно сложенной чистенькой карте, и потом, отпустив командиров двух полков, которым в эту ночь предстояло только занимать позиции, обратился к Бабченко:
- Понимаешь, Филипп Филиппович, что ты сделать должен?
- Сделаем,- сказал Бабченко.
В каждый батальон я тебе дам присланных из армии командиров, знающих город и обстановку. Товарищи командиры! - повернулся Проценко.
Из темноты вышли трое командиров: два старших лейтенанта и капитан.
- Будете в распоряжении подполковника. Обстановка трудная,- глядя в упор на Бабченко, сказал Проценко.- Очень трудная... Бой ночной в незнакомом городе. Здесь шаблонов не может быть. Чем больше будет драться народу, тем больше путаницы и потерь. Неожиданностью и решимостью, а не числом. Вы понимаете, товарищ Бабченко? - сказал Проценко строго, словно предупреждая этими словами возможные решения Бабченко, которые он предвидел и не одобрял.- Сегодня ночью будете воевать одним батальоном, а два должны быть у вас готовы к рассвету для поддержки и отражения контратак. Атаковать поручите Сабурову.
Оставив Бабченко и обратившись к Сабурову, Проценко продолжал:
- А вы тоже должны помнить - ночью не числом, а неожиданностью, как в Воронеже... Помните Воронеж?
- Так точно.
- Хорошо помните?
- Так точно.
- Ну, тогда все. Держитесь, как в Воронеже, и еще лучше. Вот и все, вся мудрость...
Проценко повернулся к человеку, стоявшему позади и молча слушавшему разговор. Теперь Сабуров разглядел его. Он был одет в черное кожаное, блестевшее от дождя пальто с полевыми генеральскими петлицами. Очевидно, он дал Проценко все указания еще раньше и теперь только слушал.
- У вас приказаний не будет, товарищ генерал? - спросил Проценко.Разрешите отпустить командиров?
- Сейчас,- сказал генерал и подошел ближе к свету.
Теперь Сабуров мог разглядеть его. Он был среднего роста, с тяжелой львиной головой, смотревшими исподлобья тяжелыми глазами, с тяжелым подбородком и с общим выражением какого-то особенного упорства во всем - в глазах, в наклоненной голове, в стремительно подавшейся вперед фигуре. Казалось, что он сейчас скажет слова непременно угрюмые и резкие, но голос, каким он заговорил, был неожиданно ясным, спокойным.
- В уличных боях участвовали? - спросил он Сабурова.
- Так точно.
- Саперов вперед, автоматчиков вперед, лучших стрелков вперед. Поняли?
- Понял.
- И сами вперед. В этих случаях у нас, в Сталинграде, так принято.
- И у нас в дивизии тоже так принято,- сказал Сабуров с неожиданной для себя резкостью.
Лицо генерала не выразило ничего. По нему нельзя было угадать, понравился или не понравился ему ответ.
- Разрешите отправляться командирам? - повторил Проценко.
- Да, пусть идут,- произнес генерал.
Выходя, Сабуров почувствовал на себе его внимательный взгляд и услышал последние, громче остальных сказанные слова Проценко, ответившего на вопрос генерала:
- Ничего, осилит...
Идя в темноте вслед за Бабченко, Сабуров спросил его, когда же тот наконец даст ему комиссара вместо прежнего, заболевшего тифом и снятого с эшелона по дороге.
- Что ж я тебе его рожу, что ли? - грубо отрезал Бабченко.- Политрук первой роты выполняет его обязанности или нет?
- Выполняет,- недовольно ответил Сабуров, но Бабченко сделал вид, что не понял его.
- А раз выполняет - пусть и дальше выполняет.
Они прошли еще несколько десятков шагов в молчании. Сабуров не любил и не ценил Бабченко, но уважал за личную храбрость, и, кроме того, это все-таки был его командир полка, человек, вместе с которым через час они вступят в бой. Сабуров не то что боялся, но волнение, более сильное, чем обычно, охватило его перед этим ночным боем, и ему хотелось услышать от Бабченко что-то, что могло его поддержать.
- Как думаете, товарищ подполковник, должно все хорошо сойти, а?
- Я не думаю и вам не советую. Приказ есть? Есть. А думать завтра будем, когда выполним.
Он сказал это сухо, по-обычному, как всегда, ничего не поняв из того, что делалось в душе его подчиненного. И Сабурову не захотелось больше ни о чем его спрашивать.
Когда Сабуров вернулся в расположение батальона, оказалось, что его ординарец, которого все в батальоне, несмотря на его тридцатилетний возраст, звали просто Петей, уже устроил среди развалин барака подобие командного пункта; правда, влезать туда надо было на четвереньках, но зато там было сравнительно сухо и горел свет.
Сабуров позвал к себе Масленникова, политрука Парфенова, заменявшего комиссара батальона, и командиров всех трех рот: долговязого, усатого, похожего на Чапаева Гордиенко, маленького Винокурова и спокойного, тяжеловесного сибиряка, пришедшего недавно из запаса, Потапова. Сабуров дал командирам полчаса на то, чтобы выбрать из каждой роты по пятьдесят человек автоматчиков и лучших стрелков.
- Впереди,- объяснил он, развертывая план города,- лежит площадь. На той стороне - дома, уже взятые немцами,- три больших дома, каждый в полквартала. Эти дома надо занять сегодня ночью,- говорил он, подчеркивая значение этих слов только тем, что после каждого делал паузу, словно ставил точку...
...Силы он поделит на три части: левый дом в обход площади будет брать со своей группой Гордиенко, правый дом - тоже в обход - будет брать Парфенов, прямо, через площадь, пойдет он сам...
Командиры молча слушали.
- Вы,- обратился Сабуров к Масленникову,- останетесь в резерве и, когда дойдете до нашего переднего края, остановитесь, расположите всех, кто не уйдет с нами, и будете ждать рассвета. Надо так расположить людей, чтобы к рассвету, как только мы выбьем немцев, вы уже были совсем близко и могли нас поддержать. Поняли, Масленников?
- Понял,- с некоторой горечью сказал Масленников, недовольный тем, что при первом же деле его оставляют в резерве.
За оставшиеся до выступления полчаса Сабуров обошел все три копошившиеся в темноте роты и, вспоминая одного за другим тех, кто с ним воевал еще под Воронежем, вызывал их поочередно, чтобы в этом первом, да еще к тому же ночном бою сразу же приняло участие как можно больше ветеранов. Если даже он за ночь потеряет много людей, то все-таки он потеряет их еще больше, если не возьмет дома до утра и то же самое придется делать, когда рассветет.
