Филипп-Поль де Сегюр - Поход в Россию. Записки адъютанта императора Наполеона I
Это собрание в Дрездене могло лишь задевать самые разнообразные чувства. Наполеон, стараясь понравиться, полагал, что этим он удовлетворил всех. Дожидаясь в Дрездене результата передвижений своей огромной армии, многочисленные колонны которой еще проходили через земли союзников, Наполеон преимущественно занимался политикой.
Генерал Лористон, французский посол в Петербурге, получил приказание просить у русского императора разрешения приехать в Вильну для сообщения ему окончательных предложений Наполеона. Генерал Нарбонн, адъютант Наполеона, поехал в главную императорскую квартиру к Александру, чтобы уверить его в мирных намерениях Франции и постараться, как говорят, заманить его в Дрезден. Архиепископ Малинский был послан, чтобы руководить порывами польского патриотизма. Саксонский король ожидал, что ему придется потерять великое герцогство, но льстил себя надеждой получить более солидное вознаграждение.
Между тем все в первые же дни обратили внимание, что прусский король Фридрих не появлялся при императорском дворе. Скоро, однако, сделалось известно, что вход к этому двору был ему как будто воспрещен. Этого принц испугался сам тем больше, чем меньше был виноват. Его присутствие могло стеснять, но поощряемый Нарбонном, он все-таки решился приехать. Когда сообщили о его приезде императору, тот рассердился и сначала даже отказался его принять. Что ему нужно, этому принцу? Достаточно уже его назойливых писем и постоянных требований! К чему же еще надоедать своим присутствием? Чего он хочет? Но Дюрок настаивал. Он напомнил Наполеону, что Пруссия, может быть ему нужна в борьбе против России, и тогда двери императора открылись для прусского короля. Его приняли с почестями, приличествующими его высокому рангу. От него были получены новые уверения в преданности; которую он, впрочем, доказал уж много раз.
Говорят, что тогда именно ему была дана надежда на получение русских балтийских провинций, куда он должен был отправить свои войска, а также что после завоевания их он должен был просить инвеституру у Наполеона. Рассказывали еще, хотя очень неопределенно, что Наполеон предоставил прусскому наследному принцу право добиваться руки одной из его племянниц. Ценой этих услуг Пруссия должна была оказать помощь ему в этой новой войне. Наполеон хотел, по его словам, испытать его. Таким образом Фридрих, сделавшись союзником Наполеона, мог бы сохранить свой обессиленный престол. Но не было никаких доказательств, подтверждавших, что такого рода союз соблазнял прусского короля, подобно тому как соблазнила испанского принца одна только надежда на такой союз.
Между тем Наполеон все еще ждал результата миссий Лористона и генерала Нарбонна. Он надеялся победить Александра одним только видом своей армии и в особенности внушительным блеском пребывания в Дрездене. Спустя несколько дней он сам сознался в этом в Познани, отвечая генералу Дессоль: «Собрание в Дрездене не склонило Александра к миру, поэтому ждать мира можно только от войны!»
Впрочем, эти переговоры были не только попыткой к миру, но и военной хитростью. Он надеялся таким путем повлиять на русских, которые окажутся либо достаточно небрежными и силы их будут разбросаны, что даст возможность Наполеону захватить их врасплох, либо же, собрав свои силы, они станут настолько самонадеянными, что осмелятся его ждать. И в том и в другом случае война кончилась бы одним решительным ударом и победой.
Но Лористон не был принят Александром. Что касается Нарбонна, то он не заметил у русских ни уныния, ни похвальбы. Из всего того, что говорил император, Нарбонн заключил, что там предпочитали войну постыдному миру, однако все же русские будут остерегаться вступить в бой с таким опасным противником и сумеют принести какие угодно жертвы, чтобы затянуть войну и отбить у Наполеона охоту к ней.
Этот ответ, полученный Наполеоном на пике его славы, был оставлен им без внимания. Если уж надо сказать все, то я прибавлю, что один важный русский сановник тоже содействовал заблуждению императора. Думал ли он это в действительности или же только притворялся, но этому сановнику все же удалось убедить Наполеона, что русский император всегда отступает перед затруднениями и неудачи легко подвергают его в уныние. К несчастью для Наполеона, воспоминание об уступчивости Александра в Тильзите и Эрфурте подкрепляло это неправильное мнение!
Наполеон оставался в Дрездене до 29 мая. Наконец, сгорая нетерпением поскорее победить русских и прекратить немецкие изъявления чувств, стеснявшие его, Наполеон покинул Дрезден[12]. В Познани он оставался лишь несколько времени, сколько это было нужно, чтобы понравиться полякам. Он не поехал в Варшаву, так как война не требовала этого, а там он нашел бы только политику. Он остановился в Торне, чтобы осмотреть его укрепления, склады и войска.
Там его ушей достигли жалобы поляков, которых наши союзники беспощадно грабили и оскорбляли, Наполеон обратился к вестфальскому королю[13] со строгими упреками и даже угрозами. Но он понимал, что напрасно расточает их, так как действие его слов теряется среди слишком быстрого движения войск.
Притом же всякая вспышка у него всегда сопровождалась реакцией, и тогда, поддаваясь чувству природной доброты, он всегда сожалел о своей вспыльчивости и даже старался смягчить причиненную им неприятность. Вдобавок он мог сам упрекнуть себя в том, что был причиной беспорядков, так сильно раздражавших его. Если запасов провианта было достаточно и они были хорошо распределены на расстоянии от Одера до Вислы и Немана, то все же не хватало фуража, не так легко перевозимого, и наши кавалеристы бывали вынуждены резать зеленую рожь на корню и снимать соломенные крыши с домов, чтобы доставить корм лошадям. Правда, они не ограничивались только этим; но если дозволяется одно бесчинство, то как запретить другие[14]?
Из Торна Наполеон спустился по Висле. Грауденц принадлежал Пруссии, поэтому он миновал его. Эта крепость была нужна для безопасности армии. Туда были присланы один артиллерийский офицер и фейерверкеры, будто бы для изготовления снарядов.
Истинная причина так и осталась невыясненной, так как прусский гарнизон в этой крепости был довольно многочисленен и, очевидно, держался настороже. Император, прошедший мимо, больше об этом не думал.
Император снова увидел Даву в Мариенбурге. Этот маршал, из чувства искренней или напускной гордости, признавал своим главой только повелителя Европы. Притом же он обладал властным, упрямым и неуступчивым характером и не сгибался ни перед обстоятельствами, ни перед людьми. В 1809 г., когда Бертье был его начальником, в течение нескольких дней, Даву выиграл битву и спас армию, не послушавшись его. Отсюда возникла между ними страшная ненависть, которая еще усилилась во время мира[15]. Но она не вырывалась наружу, пока они жили вдали друг от друга: Бертье жил в Париже, а Даву — в Гамбурге; теперь же война с Россией свела их вместе.
