Александр Боханов - Мария Федоровна
«Когда я видела свою любимицу Анастасию летом 1916 года в последний раз, — вспоминала позже Ольга Александровна, — Ей исполнилось пятнадцать. В 1925 году Ей должно было исполниться двадцать четыре года. Мне же показалось, что госпожа Андерсон гораздо старше. Разумеется, следовало учесть ее продолжительную болезнь и общее плохое состояние здоровья. И все же не могли же черты Племянницы измениться до неузнаваемости. И нос, и рот, и глаза — все было другое». Ольга должна была признать правоту позиции своей матушки.
Для Марии Федоровны все эти признания не имели никакого значения. Она с самого начала не проявляла к этой истории особого интереса, хотя ждала своих дорогих и любимых Детей и Внуков, ждала до последнего земного мига бытия, но так и не дождалась. На земле им не суждено было уже встретиться.
Но она неколебимо уповала на грядущую встречу там далеко, в другой жизни, уже на небесах. Как истинная православная христианка, она ни минуты не сомневалась, что жизнь и смерть творится по воле Всевышнего, а Его Промысел простому смертному постичь не дано. Ее вера была столь проста и абсолютна, что вызывала восхищение даже у людей, не признававших ценностей Православия.
Ее, как сам себя называл, «непутевый зятек» Великий князь Александр Михайлович написал о Марии Федоровне: «Я завидовал своей теще. Ее слепая вера в истинность каждого слова Писания давала нечто более прочное, нежели просто мужество. Она была готова ко встрече с Создателем; она была уверена в своей праведности; разве не повторяла она все время: «На все воля Божья»?»…
16 октября 1928 года гроб с телом усопшей Императрицы был перенесен в православную церковь Александра Невского в центре Копенгагена, храм, построенный по желанию и на личные средства Александра III.
Траурная процессия растянулась почти на километр, и за гробом шли тысячи людей. На тротуарах, по пути следования, стояли многотысячные толпы; мужчины снимали головные уборы, некоторые женщины не могли скрыть слез. Датчане, воспитанные в лютеранской традиции, не были склонны, в отличие от русских, воспринимать монархов как Помазанников Божьих. Но покойную они знали и весьма уважали: и как дочь доброго, старого короля Христиана IX, и как женщину, всегда проявлявшую любовь к своей «первой родине».
В Дании члены Королевского Дома были окружены уважением, но в повседневной жизни не были сильно вознесены над простыми смертными, не были так удалены и изолированы от них. Принцы и принцессы ездили в открытых экипажах, без всякой охраны, и вместе с Королем запросто бывали в магазинах, театрах, на многочисленных народных праздниках и гуляниях.
Многие датчане лично знали умершую, «милую Дагмар», которая, и переехав в Россию, регулярно возвращалась к родительскому очагу. Ее встречали часто в Клампенборге на прогулках вдоль моря, в парках и садах Копенгагена. Хотя она была могущественной Царицей в загадочной восточной Империи, но здесь, на родной земле, она была открыта и доступна для общения. К ней подходили, с ней разговаривали, иногда просили совета или помощи. И она никогда не демонстрировала высокомерия, ко всем относилась с теплым участием, вызывавшим симпатию.
Чувство симпатии лишь усилилось, когда датчане узнали о страшных перипетиях ее жизни в России, ужасные подробности о смерти ее родных и близких. Сто тысяч жителей Копенгагена вышли на улицу во время движения траурного кортежа, и такого многолюдья тихая столица Датского Королевства давно не видала. Флаги были приспущены, витрины лавок и контор по пути следования процессии были задрапированы черным крепом.
Только советская миссия в Копенгагене, обосновавшаяся в старом здании посольства России, не выражала никаких признаков участия. Коммунисты-дипломаты внимательно следили за деятельностью «монархической реакции», и Мария Федоровна давно уже была у них, что называется, «бельмом на глазу».
Один раз, вскоре после установления дипломатических отношений с коммунистическим режимом в 1924 году, потребовали даже ее высылки из Дании. Наглое требование вызвало шквал возмущения, получило негодующий отклик на страницах газет разных политических направлений. Общественная реакция оказалась столь сильной, что премьер-министр социал-демократ Стаунинг вызвал советского представителя и выразил ему протест, заявив, что не уступит подобным требованиям, и попросил донести это мнение до сведения правительства в Москве.
Уже после погребения Царицы полномочный представитель СССР в Копенгагене М. Кобецкий доносил в Министерство иностранных дел в Москву: «Похороны бывшей царицы Марии Федоровны были, по желанию короля, организованы как «семейное событие». Из дипломатов был приглашен только дуайен. Вообще король и МИД проявили в этом случае по отношению к нам полную корректность: нигде не было вывешено ни одного старого русского флага, эмигрантам-офицерам было запрещено стоять в почетном карауле в мундирах и т. д. Друг эмигрантов, латышский генконсул датчанин В. Христиансен вывесил было трехцветный флаг, но мы позвонили в МИД, и флаг был убран».
«Смерть старухи, — подытоживал свои наблюдения дипломат-коммунист, — несомненно будет способствовать дальнейшему разложению местной белой колонии. Большинство газет по поводу похорон писало, проливая слезы умиления, что это похороны старой России».
Советский дипломат лгал, стараясь в своем донесении умалить значение происшедшего, которое на самом деле носило характер события европейского. Как образно выразился позже участник похорон Великий князь Александр Михайлович, «за гробом ее шло чуть не полсотни коронованных особ, и столько посланников и чрезвычайных послов набилось в Копенгагенский кафедральный собор, что впору было развязывать еще одну мировую войну».
Король Христиан X с самого начала хотел, чтобы похороны его тетки, которую он никогда не любил, а во время ее последних лет жизни терпел с большим трудом, прошли как можно скромнее и никоим образом не носили характера государственного события. Датский МИД целиком поддержал такое намерение, считая, что в противном случае это «неблагоприятно отразится на отношениях с СССР».
Возможно, это событие и прошло бы неприметно, но все разрушили человеческие чувства. Глубокие симпатия и любовь, которые вызывала умершая и у датчан, и у русских, спутали все планы Короля и его пугливых министров. Как заметила по этому поводу дочь покойной Ольга Александровна: «В конечном счете кузену (Христиану X. — А. Б.) пришлось изменить свое решение, уступив мнению общества».
Проводы Марии Федоровны, в которых участвовали тысячи и тысячи людей разного возраста, не стали менее грандиозными от того, что их проигнорировала часть дипломатического корпуса и некоторые официальные лица из правительства. Бездыханное тело удостоилось тех торжественных церемониальных почестей, которых Мария Федоровна была лишена в марте 1917 года…
