Ариан Дольфюс - Рудольф Нуреев. Неистовый гений
Очень скоро балетная труппа уфимского театра едет в Москву, в рамках Дней Башкирской ССР – такие мероприятия, посвященные той или иной республике, ежегодно проводились в Советском Союзе. Нуреев в составе делегации, хотя ни в один спектакль его пока так и не ввели. Но он легко мог заменить любого артиста, поскольку знал все партии наизусть.
В Москве, бросив своих товарищей (а в те времена отделяться от делегации не разрешалось), Нуреев связался с башкирскими артистами, давно уже работающими на большой сцене. Его цель предельно ясна – он хочет, чтобы те представили его своим преподавателям. Аккомпаниатор Нуреева устраивает ему встречу с Асафом Мессерером, знаменитым балетмейстером. Нуреев был приглашен на занятие, которое Мессерер проводил в Большом, после занятия он собирался показать мэтру все, что умеет. Но, к сожалению, не закончив урока, Мессерер вынужден был уйти. Рудольф пришел на следующий день и упросил другого преподавателя посмотреть его. Тот, восхищенный, уверил, что юноше без труда удастся сдать вступительный экзамен в училище Большого театра. Но… у главного театра СССР в тот год не было квоты на прием учащихся из провинции.
Вы думаете, Нуреева это остановило? Ну уж нет – он уже сел в поезд своей судьбы и собирался доехать до конечной. Никогда в своей жизни Нуреев не пасовал перед трудностями. Перед ним захлопнули дверь? Он пролезет в окно!
В Москве, как я уже говорила выше, башкирские артисты должны были держаться вместе. Но Нуреева это не касается – в свободное время он посещает музеи, ходит в театры, гуляет по улицам Москвы. Один характерный штрих, позволяющий понять его личность. На спектакли в Большой попасть было очень трудно. Делегации выделили билеты на балкон, но Нуреев каким-то образом достал для себя место в партере, и не где-нибудь, а в первых рядах, где обычно сидела советская элита!
Вердикт педагога из Большого окрылил юношу. Уфа – это слишком мелко для его таланта. Когда ему наконец была предложена роль в первом составе, но не та, на которую он рассчитывал, он отказался. Почему? Потому что надеялся на лучшее. Если он не может поступить в училище Большого, в конце концов, остается Ленинград, о котором он мечтал все эти годы.
Рудольф не мог больше ждать и в августе 1955 года снова сел в поезд. О, это было трудное путешествие! Три дня до Москвы, потом шестнадцать часов до Северной столицы в переполненном вагоне. Но вот все позади, взволнованный, он подошел к дверям Ленинградского художественного училища, «кузницы кадров» Кировского театра[6]. Но… на дворе стояло лето, а летом училище закрыто.
Без всякого смущения Нуреев обратился к первому встречному:
– Я хочу поговорить с товарищем Шелковым, директором… Мужчина обернулся. Это и был Шелков. Нуреев изложил суть дела. Шелков попытался припомнить:
– Нуреев? – И предложил прийти через неделю.
Рудольфу Нурееву, как вы уже, наверное, подсчитали, было семнадцать. Семнадцать для обычного человека – ничто, самое начало жизненного пути, но у балетных свой отсчет времени. Если бы Рудольфа взяли в ЛХУ, ему бы предстояло работать с удвоенной энергией, чтобы наверстать упущенное. Но он готов был бороться. Он стоял у дверей самого лучшего училища в мире, и эти двери должны были для него открыться.
Глава 2
Dissi-danse
Хотеть – значит мочь.
Рудольф Нуреев– Молодой человек! Или вы станете великим танцовщиком, или… неудачником. И очень велик шанс, что вы станете танцовщиком-неудачником…
Когда Рудольф Нуреев выслушал приговор Веры Костровицкой, он сразу понял, что радоваться рано. Конечно, грозный педагог Художественного училища все-таки порекомендовала принять его, но… пришлось все начинать сначала.
Новичку семнадцать лет, технический багаж у него невелик, и ему надо любой ценой убедить всех, что танец – это его призвание. Однако Рудик горит желанием преуспеть. И… он знает, что ничего не знает. При этом он ни на минуту не усомнился в том, что наделен уникальным дарованием. «Я достоин этого места – и докажу это» – такова была его позиция1.
Чтобы заявить о себе, пробиться в число лучших, Нурееву пришлось попотеть. Попав в класс Александра Пушкина2, он очень скоро понял, что не на высоте. Сокурсники однажды подвели его к зеркалу в балетном классе и цинично сказали:
– Да ты посмотри на себя, Нуреев… Ты никогда не сможешь танцевать. Это невозможно. Ты не создан для этого. У тебя ничего нет. Ни школы, ни техники. Как ты можешь претендовать на то, чтобы серьезно работать?
Следует уточнить, что через две недели после начала занятий Нуреев попросил перевести его на другой, более высокий уровень. Изначально директор училища Валентин Шелков взял его в свой шестой класс, но Рудольф посчитал, что программа шестого класса для него уже пройденный этап. Сыграло свою роль и то, что юноша не выносил удушающего презрения, которое буквально излучал Шелков. Кроме того, останься он у Шелкова, по окончании учебы ему грозила бы армия, и тогда вся карьера полетела бы к черту. Он потребовал у директора перевести его в восьмой класс, к Пушкину. Вы еще не поняли, что произошло? Через две недели после зачисления в училище мальчишка из провинции осмелился бросить вызов новой власти, не такой, как отцовская, с риском быть исключенным. Но, проявив настойчивость и даже определенную наглость, он дошел до конца и добился своего!
Александр Иванович Пушкин не сделал большой карьеры танцовщика, но был великолепным педагогом. Он сразу сообразил, как подобрать ключик к этому нескладному заносчивому парню, который, казалось, открывал рот лишь для того, чтобы бросить язвительное замечание в чей-то адрес. А начал он с того, что… не смотрел на своего ученика. Уязвленный, Нуреев отбросил амбиции и стал в точности выполнять все указания учителя.
Шаг за шагом, терпеливо и неспешно Пушкин заставлял Нуреева заучивать движения, развивать мышечную память, при этом ничего не навязывая в приказном порядке. У Пушкина была индивидуальная система упражнений для каждого ученика. «Он предлагал комбинации, адаптированные к возможностям каждого из нас, – вспоминал позже Нуреев. – Эти связки нас так захватывали, что мы испытывали от танца безумное удовольствие. […] Он не заострял внимание на наших недостатках, не пытался заново выстроить наши индивидуальности, но уважал личность каждого и хотел, чтобы своему танцу мы придавали неповторимую окраску»3. Для норовистого паренька из Уфы такая методика была самой подходящей.
Нуреев, можно сказать, с аппетитом поглощал многочисленные учебные предметы. Занятия, как правило, начинались в восемь утра. Сначала – двухчасовые лекции по истории искусства и литературе. В полдень – урок классического танца, который продолжался более двух часов. Затем часовой обеденный перерыв, и в училище возобновляются занятия. С 17 до 19 часов – характерные (народные) танцы (самый любимый предмет Нуреева). Раз в неделю – урок фехтования. Как видите, дни очень насыщенные, но молодой человек горел беспримерным желанием учиться.
