Все цвета любви - Бернард Каролин

— Я и Адриану нарисовала, — похвасталась Фрида, указывая на другую картину, прислоненную к стене у кровати. Гильермо присмотрелся. На картине была изображена его старшая дочь Адриана в платье с глубоким вырезом; за спиной у нее виднелась церковь, которую Фрида срисовала с фотографии, сделанной отцом.

— А что об этом говорит мать? — поинтересовался Гильермо. — Не верится, что она просто так возьмет и закроет глаза на контраст между фривольным нарядом твоей сестрицы и церковью.

Фрида улыбнулась:

— Маме я не показывала. А вот Адриане нравится. Мне пришлось несколько раз подправлять лицо, но, к счастью, ты научил меня ретуши. И работе тонкими кистями из барсучьего волоса. И это хорошо, ведь пока я могу работать только с небольшими форматами.

— А вдруг ни у кого не будет времени, чтобы позировать тебе?;

— Думаешь, не найду себе жертву? Тогда буду рисовать саму себя.

Когда отец ушел, Фрида снова подняла взгляд к зеркалу и встретилась со своим отражением. В нем она нашла образ, который изучила лучше всего: собственное лицо. Она взяла кисть.

В последующие дни и недели Фрида трудилась как проклятая. С каждым наброском, с каждым эскизом ей открывались все новые и новые изменения, оставленные аварией у нее на лице и во взгляде. Иногда увиденное ужасало девушку, и тогда она принималась оплакивать свои потери: целые месяцы жизни, которые провела в постели, мучаясь от боли, пока другие путешествовали по Европе, как Алехандро, или учились, любили, жили. «Я живу в своих картинах, — подумала она с вызовом. — Жизнь слишком красива, и в ней слишком много красок, чтобы просто терпеть ее. Я хочу наслаждаться ею, хочу чувствовать радость и любовь!»

Во время занятий живописью у нее было достаточно времени на раздумья. Своими мыслями она делилась с некоторыми особенно близкими подругами. Одной из них была Алисия Талант. Они познакомились в школе, и Алисия часто навещала Фриду.

— А помнишь, как ты надевала синий мужской комбинезон с металлическими зажимами на ногах, чтобы быстрее ездить на велосипеде? У тебя тогда была короткая стрижка, как у мальчишки, и ты была самой чокнутой из всех нас. — Алисия поплотнее закуталась в шерстяной шарф, потому что в спальне было прохладно.

Фрида фыркнула.

— На твоей матери лица не было, когда она впервые меня увидела.

Алисия засмеялась:

— Она обозвала тебя мерзким чудищем и на полном серьезе хотела запретить мне видеться с тобой.

— А она в курсе, насколько часто ты меня навещаешь?

Алисия потупилась.

— Теперь мама думает, что ты больше не представляешь угрозы. Кстати, глядя на тебя, вполне можно в это поверить. Ты отрастила волосы и носишь юбки.

— Как бы ей не накаркать! — ухмыльнулась Фрида.

На мгновение воцарилась тишина.

— Почему ты на меня так смотришь? — удивилась Алисия.

— Когда ты придешь ко мне снова? Я хочу тебя нарисовать. Замри в этом положении! Нет, поверни голову в другую сторону, как было. Да, вот так! Дай мне блокнот для рисования, быстро! И не двигайся. — Несколькими штрихами она набросала лицо подруги. Потом стерла несколько линий, дорисовала новые, добавила пару теней и протянула лист Алисии.

— Ой, вылитая я! — воскликнула та. — Ты действительно умеешь рисовать.

— Не хочешь мне попозировать, чтобы я могла написать тебя маслом? Мне нужны другие натурщики, кроме меня самой, иначе тщеславие сведет меня с ума.

В следующие несколько недель Алисия приходила при каждом удобном случае, и работа над картиной спорилась. Параллельно Фрида работала над еще одним автопортретом. У этих полотен было много общего: оба написаны в манере итальянского Возрождения, на обоих темный фон и смуглые лица, а декольте и руки бледные, почти фарфоровые. Однако Фрида смотрела прямо в глаза зрителям, а взгляд Алисии скользил мимо них. Обе женщины были в однотонных платьях из дорогой ткани с изящным вырезом. И обе выглядели самим воплощением красоты.

Когда Фрида показала Алисии готовые картины, восторгам подруги не было предела.

— Ты просто красавица! — воскликнула она.

— Я пошлю этот портрет Алехандро.

— Никак не можешь его забыть, да?

Фрида пожала плечами:

— Он все еще в Европе, сейчас путешествует по Франции. Прислал мне открытку с Лувром. Одну открытку за четыре недели!

Алисия взглянула на нее обеспокоенно.

— Не волнуйся, — сказала Фрида. — Я пошлю ему свой портрет, и тогда он поймет, что потерял, и вернется ко мне.

С тех пор она часто смотрела на эту картину. Было в ней нечто такое, чего Фрида не хотела забывать, — нечто очень-очень важное. Она долго размышляла, в чем причина, а потом поняла: с появлением этого автопортрета она начала воспринимать свои полотна всерьез. Отныне живопись стала ее средством от печали и боли, смыслом всей жизни. Возможно, именно этот портрет, написанный для Алехандро, станет для нее пропуском в мир искусства. Как бы то ни было, он явился ответом на ее вопрос: что тебе подарила сегодня жизнь?

Глава 4

Октябрь 1927 года

Со дня аварии миновало почти два года. После череды попыток поставить Фриду на ноги при помощи гипсовых корсетов, после того, как ее состояние несколько раз вроде бы улучшалось, а потом снова ухудшалось, доктор Кальдерон объявил, что пациентка здорова.

— Теперь вам нужно восстанавливать силы и тренировать ноги. Но не переусердствуйте! — предупредил он во время последнего осмотра, сняв корсет.

Как только врач ушел, Фрида взяла гвозди и молоток и принялась приколачивать расписанный корсет над кроватью. Она снова и снова обрушивала молоток на шляпки гвоздей, распиная символ своего страдания.

— Разве ты не хочешь выбросить эту штуку? — удивилась Кристина. — Ведь ты так долго мучилась в ней!

— Вот именно, — кивнула Фрида. — Поэтому я хочу смотреть на нее каждый день и радоваться, что она мне больше не нужна. Смотрится неплохо, да?

Сестры оглядели гипсовый корсет, который уже не казался таким страшным. Он действительно неплохо смотрелся рядом со скелетом из папье-маше.

Фриде пришло в голову, что пора испытать мольберт, стоявший посреди комнаты. На нем была закреплена начатая картина: натюрморт с цветами и собаками. Каково это — работать стоя? Но затем ее взгляд устремился сквозь окно во двор.

— Ты идешь? — спросила она Кристину. — Я так давно не была на улице…

— Но ведь доктор Кальдерон сказал…

— Я знаю, что он сказал. Я провела несколько месяцев в этой комнате и выбиралась разве что во двор. Все вы ты, мои подруги, качу час — за это время успели окончить школу, кое-кто уже учится в университете. Кармен давно работает и получает деньги. Химена замужем, у нее дети. У всех было время повзрослеть и найти свое место в жизни. Теперь моя очередь! Давай быстрее, пока мама не вернулась!

Они зашагали по улице Альенде в сторону площади Идальго. Воздух пах изумительно. Вдыхая его полной грудью, Фрида чувствовала себя легко и свободно. Она была рада, что сестра идет рядом и может разделить с ней этот особенный момент. Озорства ради они заскочили в одну из множества пулькерий [6] и, глупо хихикая, выпили по стакану пьянящего напитка. А когда отправились дальше, Фрида забралась на невысокую стенку и потянулась за цветком можжевельника.

— Ого, ты и это можешь? — удивилась Кристина.

— Конечно, могу. Я все могу! — крикнула Фрида и, шагнув вперед, спрыгнула со стены.

Оказавшись на площади перед церковью, сестры присели на край фонтана с двумя бронзовыми койотами, в честь которых Койоакан получил свое название. Девушки вытянули ноги, нежась на солнышке. Пара юношей, стоявших неподалеку, бросали на них заинтересованные взгляды. Фрида ощущала бесконечную благодарность за эти мгновения, которыми она наслаждалась от всего сердца. Она потянулась к руке Кристины и сжала ее ладонь.

— Пойдем, мне пора домой. Нужно рисовать, — сказала Фрида.