История княжества Псковского - Болховитинов Евфимий Алексеевич
VII. О гербе и печатях псковских
Город Псков издревле имел гербом своим на общественных печатях и монетах бегущего в чистом поле зверя барса; неизвестно, по множеству ли здесь бывших зверей сего рода или для знаменования воинственного народного духа, или по преданию от общих предков их, кривичей. Ибо в «Собрании государственных грамот и договоров», изданном иждивением канцлера графа Н. П. Румянцева, тот же герб виден и на новгородских, и на смоленских древних печатях. На псковском при грамотах до XVIII столетия около барса по краям в окружности двух линий изображалась надпись: «Печать господарства Псковского», а с XVIII столетия по учреждении во Пскове провинции – «Печать государства Псковского» [15]. В Новгороде каждый конец города имел свою особенную печать [16]. Может статься, то же было и во Пскове, но до нас не дошли сии печати, а из дошедших все были величиной в грошевик и вытискивались только на черном воске. В архиве Псковского губернского правления отыскалось несколько и новейших разных таковых печатей с псковским гербом и с различными надписями, а именно: 1) серебряная с окружной надписью: «Печать Псковской провинции подушного сбора»; 2) медная с окружной надписью: «Печать П. П. полку полкового штабного двора»; 3) медная малая с окружной же надписью: «Губернского города Пскова»; 4) стеклянная с изображением в середине двуглавого орла, около коего между двумя линиями надпись: «П. Дворцовых Псковских». В первых трех из сих печатей над бегущим барсом изображена императорская корона, из-под нее из облака – простертая на барса рука. Еще там же нашлась и одна губная печать без герба с одной только строчной надписью: «Псковской губы Пахомовской». Все сии печати ныне сохраняются в ризнице Псковского кафедрального собора. Древнее изображение бегущего барса с прибавлением над ним из облака руки осталось и доныне в псковском гербе на голубом поле.
При сем достойно особенного замечания, что в Московском государственном архиве иностранных дел есть еще две круглые серебряные печати вислые – с ушками для цепочек или шнуров; обе разного чекана, но одинакового клейма, величиной в полтинник. Изображение на них выпуклостью представляет бегущего в чистом поле барса, а по краям между двух круговых линий надпись: «Печать господарства Псковского»; другая сторона гладкая, и у одной печати довольно истертая, вероятно от долговременного ношения. Гравированный отпечаток обеих их можно видеть в предисловии второй части «Собрания государственных грамот и договоров», изданного канцлером графом Н. П. Румянцевым. О сих вислых печатях псковских ничего в летописях не упоминается. Но у Нестора в договоре Игоря с греками 945 года упомянуто, что русские, приезжавшие в Константинополь, «ношаху послы печати золотые, а гости серебряные». Владимир Великий в 1006 году дал таковые печати и болгарским купцам. А Татищев замечает, что тысяцкие носили на шее гривну на цепочке. Может быть, не меньше имели права носить то же отличие и посадники. Посему, если принять и сии печати за гривны, отличительные для чиновников, или просто за печати гостей, то вероятно, что с 1510 года по уничтожении великим князем Василием Ивановичем во Пскове посадников и прочих гражданских чинов сняты с них и сии печати и отосланы в Москву [17]. Новгородские посадники и тысяцкие имели еще и свои собственные печати с именами и без имен для прикладывания к грамотам [18]. Может быть, то же было и у псковских, но оные до нас не дошли.
VIII. О воинской силе псковской
Всеобщими промыслами псковичей были два: война и торговля. Первой стяжали они землю для поселения своего, а второй – продовольствие и богатство. Но по самому положению своей области они долженствовали быть народом больше военным, нежели торговым. С самого пришествия своего в сей край надлежало им бороться с дикими лифляндскими и эстляндскими чудями; с середины XII столетия – еще с литовцами, приблизившимися к их пределам и с XIII столетия основавшими уже столицу свою в Полоцке. В начале XIII столетия подселились к ним от устья Двины немецкие рыцари, а в Эстляндии – датчане; с XIV столетия сделались им неприязненными и братья их новгородцы, а с XVI века – и шведы, занявшие Эстляндию. Псковская летопись преисполнена известий о взаимных с соседями сими войнах, и редкий год проходил без нападений на псковичей с какой-нибудь стороны, а иногда и в одном году терпели они по несколько нашествий и опустошений. Но достойно замечания, что, хотя лифляндские и литовские летописи хвалятся неоднократным завоеванием Пскова, однако ж летопись Псковская с самого основания города сего признает одно только – в 1240 году взятие оного лифляндцами, и то изменой и предательством от своих же. Самую сильную осаду в 1581 году от польского короля Стефана Батория, продолжавшуюся неотступно более шести месяцев, а другую – в 1615 году от шведского короля Густава Адольфа в продолжение двух с половиной месяцев псковичи без всякой сторонней помощи выдержали мужественно и не уступили города своего, тогда как вся почти область их и многие новгородские города были уже завоеваны. Такое усилие против врагов, конечно, было для них трудно. Войска их в древние времена состояли из поголовного почти вооружения всех, способных носить оружие. Само вооружение и пропитание в походах у каждого было свое собственное, а не общественное. Надлежало иногда в одно время защищаться на разных пределах области, по суше и воде гнаться за неприятелем до его собственных владений, оставлять какой-нибудь запас охранного войска и дома, не упускать обрабатывания полей и других хозяйственных промыслов; и за всем сим псковичи часто успевали собирать достаточное число военных людей для отдаленных, даже в неприятельские земли походов, и для вспомоществования своим союзникам. С половины XV века войска их уже были не поголовные, но, как видно из Псковской летописи, разделялись на «охочих» и «рубленых» [19], или выборных людей. Под годом 1496 упоминается, что по требованию великого князя Московского для похода на шведов и лифляндцев псковичи поставили с десяти сох по одному вооруженному всаднику, а в 1500 году для войны против литовского великого князя Александра они «порубились» с десяти сох дать одного коня на общее с новгородцами и великолучанами пешее войско, а с 40 рублей, или нарубок, – коня и своего человека в доспехах, то есть с полным военным вооружением. Из сего распоряжения можно заключить, что тогда доставало уже и сего способа набора ратников для составления войска, а таковые наборы у них продолжались до XVIII века или до первой подушной переписи. А выборное таким образом войско называлось «посохой», разделялось на сотни под начальством сотенных голов и на полки под руководством воевод. Татищев говорит, что в конце XVII столетия Псков, сверх двух стрелецких полков, у себя содержал еще для гарнизона городовой крепости два своих собственных полка и сам определял в оные полковников и прочих чиновников.
Ix. о торговле псковской
После военного промысла у псковичей вторым была торговля. Правда, торги произведениями их собственной области, судя по ее необширности, не могли быть велики. Но пока в ней находилось много лесов, то звериный промысел доставлял им пушные товары, дорого ценившиеся по всей Европе, а лесное пчеловодство по бортям – мед и воск, особенно последний, в великом количестве выходивший за границы. Ибо мед, гораздо лучший, привозили в Россию иностранцы. Долго и даже до XVIII столетия отпускали они по реке Нарве и корабельные леса, с коих одной пошлины в последние времена собиралось до 15 000 рублей. По очистке лесов земледелие и скотоводство усилены. Лен их и доныне почитается наилучшим из российского. Земля, по большей части иловатая и иловато-песчаная, удобренная известковым повсюду камнем, всегда производила хлеб за своим продовольствием с излишком для отпуска в Лифляндию и Эстляндию. На реке Рухе заведены были в 1364 году соляные варницы, но по невыгодности оставлены, и солью Псков довольствовался от ганзейских купцов, а частью – от новгородцев. По разным местам Псковской области видна железная руда, но нет следов железных заводов. Предание утверждает, будто бы древние псковичи добывали свое железо из железистого песка, находящегося на так называемой Железной горке, в двух верстах от Пскова. Но он не стоит обрабатывания. На реке Серебрянке много блестящего колчедана, по которому и река получила свое название. В конце прошлого столетия открыт еще около Изборска очень хороший алебастровый камень. Но если когда-нибудь богатело псковское купечество, то больше от переводных через свои руки товаров из чужих областей. Для новгородцев и лифляндцев псковичи были почти маклерами. Первые из обширных своих владений привозили к ним все в поволжских, северодвинских, печорских и азиатских странах добываемое; последние доставляли им металлы, серу, соль и многие ремесленные изделия европейские. Тем не менее торговля их всегда была в зависимости как от одних, так и от других. Новгородцы не уступали псковичам даже гораздо ближайших к ним, нежели к Новгороду, областей и городов, каковы были, например, Порхов, Холм и Великие Луки, потому что пролегающие по сим областям реки Ловать и Шелонь текут в Ильмень-озеро и способны к сплавливанию туда окрестных произведений. Село Дубровна со стороны Порхова было границей между Псковской и Новгородской областями, а к северу всю полосу от рек Шелони и Плюсы до моря новгородцы включали в вотскую свою пятину. В последовавшие же времена они завладели и Гдовом, построенным псковичами. А со стороны Холма они владели по Пусторжеву и, наконец, самой Пусторжевой, за которой в Опочке уже была псковская граница. Правда, по рекам Плюсе и Нарве могли и псковичи сплавлять свои произведения, но только до Нарвы, а в Нарве были преимущественно склады новгородских товаров, подвозимых судами по реке Луге, на которой построили новгородцы для перепутья свои города Лугу и Ямбург, а еще ближе к морю – третий город, Копорье. В восточно-северной же торговле новгородской по Финскому заливу псковичи почти совсем не имели участия и довозили свои товары только до Новгорода, где имели свой складочный двор на торговой стороне города. Одни новгородцы отпускали свои суда к финляндским пристаням, куда приплывали к ним готландские и любекские купцы, доходившие иногда до Ладоги и до самого Новгорода, а с половины XII столетия имевшие уже и свой гостиный двор с церковью в Новгороде. С первых лет того же столетия сами новгородцы начали корабли свои отправлять прямо на остров Готланд, в славный торговый город Висби, где взаимно занимали они целую улицу, имели гостиный двор, магазины, маклеров и церковь своего исповедания. Из Новгородской летописи видно, что они тогда же плавали и до Дании. Посему псковичам оставалось участие в их торговле только с одними почти эстляндцами и лифляндцами через Чудское озеро в Дерпте, оттуда – в Пернове и Ревеле, и через печорскую границу и Себеж – с литовцами. Но и эту промышленность трудно было защищать от притеснений литовских, от частых набегов эстляндских и финляндских чудей и от неверности их в договорах. В этом случае новгородцы могли тотчас отвращать свой выпуск в другую сторону, а псковичи оставались в бездействии. С начала XIII века появившиеся на устье Западной Двины немецкие рыцари, вскоре покорившие всю Лифляндию и Эстляндию, выгнавшие оттуда всех россиян, с 1222 года запретившие лифляндцам платить Новгороду и Пскову дани, с 1223 года занявшие там торговый русский город Юрьев и населившие оный своими единоземцами с переименованием его Дерптом, положили первое затруднение псковской торговле в Лифляндии; а в 1228 году уступивши датскому королю Вольдемару II Ревельский, Везенбергский и Нарвский уезды, тем самым допустили и другую, не менее затруднительную преграду псковским купцам к морю. Тщетно псковичи совокупно с новгородцами старались от рыцарей возвратить Юрьев, а из Эстляндии выгнать датские войска. Новгородцам меньше было в том нужды, нежели псковичам, а потому и содействие первых было слабо. В этой крайности последние разорвали наконец с ними свой союз и искали его уже с рыцарями, с которыми в 1228 году заключили даже против новгородцев и литовцев оборонительный взаимный договор, давши с обеих сторон по восьми мужей в залог. Но этот военный договор не послужил оживлению псковской торговли. Рыцари уже не уважали ее в отдалении от новгородской, и хотя в Дерпте за рекой предоставили псковским купцам для поселения место, называвшееся с тех пор «русской слободой» и «русским концом», но в следующем же, 1229 году заключили особый торговый договор со смоленскими, полоцкими и витебскими князьями по Двине и тем самым отвлекли почти весь подвоз южных произведений ко Пскову. Таким образом, псковичи, обманувшись в своей надежде, примирились опять с Новгородом, но с тем вместе рушился их военный союз с лифляндцами, о чем ниже сказано будет подробнее.