Алан Аюпов - Экскурсия в прошлое
Сначала мы любовались огнём. Потом стали водить хоровод. А когда снег подразмяк, принялись играть в снежки. После кто-то предложил сделать снеговика. И все взялись катать шары!!!
Я не скажу, как долго горел наш костёр, но время пролетело так быстро… И вот уже последние язычки пламени растворились в остатках кострища.
Мы довольные и счастливые отправились по домам. Уже на самой границе посёлка я оглянулся, и увидел следы нашего пиршества. И это зрелище запечатлелось в памяти навсегда.
Берёт он факелы дрожащими руками
И поднимает их над головой.
Букет огня — трепещущее пламя
Взмывает вверх под купол цирковой.
И на мгновенье вспыхнув облачком прозрачным
Сорвавшись падает в густую черноту.
Старик-жонглёр и вечный неудачник
Горящий дождь хватает на лету.
Но вдруг светящаяся капля отделилась
И промелькнула мимо, как стрела.
До тла сгорела. В пепел превратилась
И умерла как будто не жила.
Но не заметил зритель этого момента.
Он смотрит радостно на яркий фейерверк.
И снова факелы под гром аплодисментов
Седой циркач подбрасывает вверх.
Вот так же просто и легко играет нами
Жонглёр, которого мы все зовём судьбой.
И наших душ трепещущее пламя
Взмывает вверх под купол голубой.
На белом саване тундры траурным пятном выделялось чёрное пепелище прогоревшего костра; поубавившийся слой снега вокруг; и, как страж всего этого безобразия, у кромки границы стоял громадный снеговик с дырявым ведром на круглой голове, чёрными глазами-угольками, черенком лопаты вместо носа и дряхлой метлой какого-то дворника, чудом не попавшей в огонь.
Тогда мы были детьми, а теперь?.. Результатом детских шалостей когда-то!.. Нынче стало… Из действующих девяти шахт в далёком прошлом осталось только четыре… вот он результат вдумчивого освоения заполярья!..
Кто я, и откуда?
Я родился так давно, что и не помню, когда именно, а главное моя память совершенно не сохранила сей знаменательный момент. Помню только, что спустя два года, будучи ещё карапузом, рвал арбузы на бахче у бабушки. Да не просто так, а помощи ради взрослым, не желавшим угостить меня таким лакомством. А, сорвав, тащил в летнюю кухню, поминутно останавливаясь для отдыха, ведь арбуз был так велик!.. С небольшой кулак взрослого человека. Но не забывайте, я же был маленький.
Потом помню маму в каком-то доме, демонстрирующую из окна четвёртого этажа нам с папой какой-то тряпочный кулёк. Потом была школа. Но почему-то в неё ходили не так, как обычно, а в зимнем пальто, в шапке и в валенках. Цветов, на первое сентября, не помню. Да и где им было взяться за полярным кругом-то. Первого урока не помню, зато очень хорошо помню, что никак у меня не выходило написать красивую двойку. Она получалась какая-то кривоголовая и с длиннющим, волнистым хвостом, напоминающим волны разбушевавшегося моря. А вот у учительницы эта же двойка получалась великолепно! Красная, жирная, с хорошо посаженной маленькой, аккуратной головкой на изящно изогнутой шейке, а главное совершенно ровная!
А вот пятёрки у меня получались отменные не то, что у преподавателя, худые, тонкие, жалкие, с хвостиком, далеко отстоящим от пузатого, рахитичного корпуса.
Очень хорошо помню серебристо-голубую и громадную луну, изрезанную тёмно-синими прожилками морей, очень похожую на небольшой глобус с лампочкой внутри, светившую мне, когда я возвращался домой со школы. Огромные сугробы снега и чёрное-причёрное небо со светящимися точками звёзд. Чёрную кошку Мурку, с огромными зелёными глазами. Собаку Мухтара — помесь овчарки с лайкой, с удивительным хвостом-бубликом. Соседа шофёра, но почему-то не жившего со своей семьёй. Очень любившего детей. Он не раз катал меня на своём самосвале. Загоревшуюся ёлку на утреннике. Дымящегося деда-мороза, пытающегося палкой сбить пламя с лап лесной красавицы. Плачущую девочку, потерявшую свою корону снежной королевы. А корона-то оказалась на моей ноге. Я её осторожно снял, хотя и гнали меня из горящего зала, и выталкивали взрослые, но мне удалось-таки уберечь, не повредив это украшение, и вернуть счастливой хозяйке. Гонки на великах по тундре. Походы за голубикой. Сову, с переломанным крылом. Девочку-шефа, пытавшуюся меня научить уму-разуму. Катание на аэросанях. Первый в жизни спуск в шахту. Добывание из отработанных машинных аккумуляторов свинца и выплавка из него всяких фигурок. Первый поцелуй в сарае. Бревенчатые дома. Вышки с колючей проволокой. Машины-клетки с людьми за решёткой. Деревянный туалет над чистым, прозрачным ручейком посреди тундры.
Потом что-то произошло. Наверное, очень нехорошее, потому что пошли сплошные больницы, больницы, больницы… Замелькали города, как кадры кинофильмов. Потом новая школа. Высокая, злая и толстая воспитательница с массивным золотым обручальным кольцом на безымянном пальце правой руки. Дети, ходившие по коридорам с вытянутыми руками и совершенно белыми глазами без зрачков. Два голубоглазых мальчика блондина. Оба с постоянно шмыгающими носами. Один, правда, в толстенных очках. А на мой вопрос «зачем ему очки ведь он не видит всё равно», неизменный ответ «так сказали». Бедняга, он протаскал их ещё довольно долго. А вот совсем недавно его не стало. Второй ныне профессор математических наук или как там… Вот что вышло из сопливого мальчугана.
Особенно меня поразила церковь на территории школы. Под нею подвал, в котором когда-то хоронили живших и работавших здесь людей. Прекрасный фруктовый сад, где мы подкармливались яблоками, орехами и другими дарами матушки-природы. Огромный стадион, маленькую спортивную площадку с бюстом Ленина в кустах и отбитым носом. Пионерские линейки. Повальная эпидемия какой-то болячки. Пустая школа и только нас пятеро не заболевших. Съёмки фильма. Противный учитель музыки. Воспитатель, бывший футболист. Побег из школы за газированной водой. Переезд в новое здание школы. Первое разбитое там окно. Повара Аурику Ивановну, выбросившуюся позже из окна толи второго, толи третьего этажа. Нового учителя музыки и отвратительную учительницу пения. Ненависть к немецкому языку. Учителя истории — капитана третьего ранга, подводника. Любовь к философии. Стремление научиться играть на гитаре.
Потом Российская глубинка и старый город. Отвратительный самогон, противное пиво и жуткая водка с гадким вином. Первая любовь. Нет, вру, вторая, а может и третья, но то, что другая, так это точно. Не похожая ни на одну прошлую. Золотая Пушкинская осень. Гонки на лодках по реке. Соловьи и много-много музыки!
