Иван Бессмертный - Силуэты разведки
— В прессе прошла информация о том, что записи монтировались на квартире одного из влиятельных деятелей соцпартии.
— Это уже было потом, когда начался торг той информацией, которая была снята. Долго, наверное, думали, куда и как бы ее запустить. Вот и нашли Мороза. На него и сделали ставку. А он уже использовал эти материалы, как говорится, по полной программе. Но здесь сработал и другой момент: подымая свои авторитет, эти люди нанесли огромный моральный и политический ущерб своему государству. Чего только стоит «кольчужный скандал», спровоцированный этой «прослушкой». Можно было сколько угодно не любить Кучму, но при этом важно было помнить, что он Президент, причем — легитимно избранный.
— Как вы думаете, Президент Кучма, знает, кто организовал прослушивание его кабинета?
— Думаю, догадывается, а может, и нет.
— А вы знаете?
— Без комментариев.
— Имя этого человека станет когда-нибудь известно общественности?
— Безусловно. Вообще-то, должен сказать, что такие авантюры происходят, может быть, один раз в столетие. Не понимаю, как можно было упасть так низко, в такую грязь. Да, все профессионалы понимают, что Мельниченко — это просто маленький стрелочник, которого использовали. Использовали и выбросили. Но те, кто за этим стоял, они до сих пор пребывают в тени.
— Леонид Николаевич, профессионалов вашего уровня в стране единицы. Интересно, сегодняшнее политическое руководство обращается к вам за консультациями, за советом? Нужны ли ему ваш опыт и профессионализм?
— Как ни парадоксально, но нет. Сейчас я возглавляю организацию ветеранов разведки и многие специалисты высочайшей квалификации, пребывающие ныне на пенсии, с горечью говорят о том, что их опыт и знания, сегодня, оказывается, никому не нужны. С одной стороны — свои услуги мы особо и не навязываем, а с другой — вспомним мудрость: народ, который забыл свою историю, не имеет будущего. Точно так же и в таких специфических организациях, как спецслужбы. Надо признать: если мы не будем опираться на опыт всех предыдущих поколений, то не будем иметь хотя бы относительно достойного будущего, нужно сохранить преемственность поколений.
под псевдонимом «Зорич» Действовал разведчик-диверсант Александр Святогоров
Александру Пантелеймоновичу ни за что не дашь его лет — подвижен, бодр, энергичен, сохраняет ясный ум и прекрасную память.
Он — полковник КГБ в отставке, в свое время — один из самых видных разведчиков-диверсантов. Зимой 44-го за его голову фашистский комендант в городе Злате-Моравце установил вознаграждение — 500 тысяч словацких крон…
Сейчас, по истечении срока подписок о неразглашении, он многое может рассказать. Еще больше, наверное, рассказать не может… В годы войны Святогоров работал под началом тогдашнего руководителя советской разведки генерала Судоплатова, автора нашумевших мемуаров «Разведка и Кремль». Всю войну и в послевоенный период мой собеседник был одним из организаторов разведсетей НКВД-КГБ. В некоторых странах Запада выполнял «важнейшие государственные занятия».
— Александр Пантелеймонович, давайте начнем наш разговор с банальнейшего вопроса — как все началось? Как вы стали профессиональным разведчиком?
— Все началось еще в довоенный период. После окончания техникума, в 1932 году, по распределению я попал в Запорожье на огнеупорный завод. Работал мастером, старшим мастером, начальником цеха. Я был здоровым, не ленился, еще проявил какое-то там рационализаторство и выбился в стахановцы. Меня приметили, приняли в партию.
Надо представлять ту эпоху. Атмосфера в стране жуткая, вокруг — сплошная «посадка»… С нашего завода «черный воронок» каждый день кого-то увозил — главного инженера, начальников цехов, рабочих… Я тоже «мандражил». Задавал себе вопрос и не находил ответа — за что и почему арестовывают?.. Мне повезло: как только я женился, сразу же выселился из общежития, а там ребята немного позже здорово залетели.
Тогда же Сталина превозносили просто немыслимо. На собраниях рабочих коллективов была такая практика: только скажет кто-нибудь в своем выступлении слово «Сталин» — вставай и пять минут аплодируй… Кто-то еще упомянет вождя — и снова десять минут оваций… Молодежь воспринимала это скептически. В общаге висел портрет Сталина. Один из молодых специалистов запустил в него комком хлеба. Уже к вечеру всех этих ребят арестовали. Если бы я там был, загремел бы тоже…
Вскоре меня начали вызывать в НКВД знакомиться. Потом предложили перейти к ним на работу. Это был уже конец 1939 года. Ежова посадили, НКВД возглавил Берия, и человек, меня вербовавший (кстати, это был Смешко, будущий ректор Киевского института иностранных языков), говорил мне буквально следующее: «Ты молодой, перспективный, а у нас, в органах, было много искажений, и мы хотим, чтобы такие как ты, молодые и умные ребята, помогли нам очиститься от негодных наших работников».
В общем, меня убедили, и я согласился. Мой приход на работу совпал с пересмотром сотен дел так называемых «врагов народа».
Помню, я беседовал с директором завода «Коммунар». Говорю: «Слушайте, как это вы сознались, что были шпионом?». Он рассказал мне следующее. Его забросили в камеру, где должен был сидеть только один заключенный, а там было человек тридцать. Негде было даже сесть. Они стояли спрессованные, как селедки в бочке… Не могли спать. На полу вонючая жижа, делали все под себя… И так их держали сутками. А потом следователь требовал: или подписывай все составленные мной протоколы, или назад, в камеру! И люди ломались, подписывали все что угодно…
Мы сутками напролет пересматривали дела арестованных, писали свои заключения. Очень многих освободили. А некоторые сотрудники НКВД, которые сфальсифицировали эти дела, сами были арестованы и впоследствии ликвидированы.
— Приходилось слышать, что НКВД работало по ночам.
— Не только НКВД — вся страна превратилась в полуночников. Это все шло от Сталина. Он ночами работал, а днем — спал. А если Сталин в Кремле, то и все министры тоже работают: а вдруг он позвонит или же вызовет к себе? Вполне естественно, что не спала и вся подчиненная братия…
В НКВД рабочий день был такой: с 10 до 17, потом с 17 до 20 перерыв (мы отсыпались), и с 20 до часу ночи снова работали. Это официально. А неофициально — до двух, до трех часов ночи. Иногда возвращались домой на рассвете.
— Вы где-то еще и учились?
— Да, работал и напряженно учился. Каждый день у нас были напряженные занятия. Нам преподавали основы оперативной работы. Учил языки. Нашими учителями были опытнейшие чекисты, бывшие разведчики.
