Аркадий Сахнин - Не поле перейти
Дубравину был дорог отживший свой век паровоз, как дороги сегодня боевому генералу гимнастерка и шлем времен гражданской войны.
ПЕРЕД КАТАСТРОФОЙ
Владимир Чеботарев совершил аварию и был переведен на должность помощника машиниста. Такая мера наказания широко практикуется на транспорте.
Владимир понимал, что поступили с ним правильно, но тяжело переживал свой позор. Перед вечером зашел к нарядчику и тот сказал, что заболел помощник Дубравина и Владимиру придется ехать вместо больного. Настроение совсем испортилось. Решил зайти в столовую, потом часика два поспать и - в рейс.
В деповской столовой людно и шумно. Толпятся рабочие у буфетной стойки, у кухонного окошка. За столиком в углу сидят четверо. У ног каждого из них - железный сундучок. Это машинисты высшего класса, водители экспрессов и тяжеловесных поездов.
Их легко определить и по осанке, и по чувству собственного достоинства, написанному на лицах, и по тому, с каким уважением здороваются с ними рабочие.
Чуть поодаль, за отдельным столиком, низко склонившись над тарелкой слесарь Тюкин. Он в грязной спецовке, зашел перекусить. Увидел Чеботарева, радостно вскочил:
- Володька! - и увлек его за свой столик. - Вот молодец, что зашел. Обернувшись по сторонам, хитро подмигнул: - Я как знал. - И он быстро и ловко, не вынимая бутылки из бокового кармана, налил в стакан, подставил второй. По всему видно, что уже прикладывался к этой бутылке.
- Ты что! - возмутился Чеботарев. - Мне ж в поездку, - и он отодвинул от себя стакан.
- Так и я ж на работе, - пожал плечами Тюкин, словно это был самый веский довод за то, чтобы выпить.
Четверо маститых, наблюдавших эту сцену, переглянулись. Молча поднялся самый старший из них машинист Карбышев, подошел к Тюкину. Молча встал возле него. У Тюкина забегали глаза.
- Вылей! - властно сказал Карбышев.
- А я не за ваши, за свои... а вы разве не пьете?
- Пьем! - отрубил Карбышев и выплеснул в пустую тарелку стакан. - Пьем! - И он медленно пошел на свое место.
Тюкин не осмелился ничего сказать. А Карбышев обернулся к Чеботареву:
- А ты тоже! Машинист, называется.
- Был машинист, да теперь помощник, - развязно ответил Владимир.
- С таким дружком и в кочегары недолго.
- У дружка руки золотые.
- Руки-то золотые, потому и сходит все с рук.
Чеботарев не ответил. Поднялся, пошел. Вслед засеменил Тюкин.
- Сколько раз тебе говорил, - зло сказал Владимир, когда они вышли. Выпить тебе негде, что ли?
Вечно в столовую прешься.
- Да ну их к черту, - отмахнулся Тюкин. - Ты с кем едешь?
- С Дубравиным, - нахмурился Владимир.
- Мировая машина. Сейчас только клапан на инжектор поставлю, и будут заправлять.
Так и не поев, Чеботарев отправился домой, а изрядно выпивший Тюкин в депо. На канавах стояло несколько холодных паровозов. В окне одного из них ярко горела переносная лампа. Ниже номерного знака табличка: "Старший машинист В. И. Дубравин". На эту машину и поднялся Тюкин. Видно, что он уже здесь работал. Взял с сиденья медный клапан размером с пол-литровую банку и попытался ввернуть в тело котла. Резьба ке наживлялась.
- Э, черт возьми! - ругается он.
- Давай быстрей, Тюкин! - раздается крик снизу. - Машина под первый номер идет
- Сейчас, сейчас...
Он наживил, наконец, резьбу, завертывает ключом.
Клапан идет туго, сил не хватает.
- Вот проклятый! - бормочет Тюкин.
Решительно хватает кусок дымогарной трубы, валявшейся на полу, насаживает ее на рукоятку ключа.
Рычаг получился длинный. Тюкин налег на него всем телом. Скрипя и подрагивая, клапан пошел. Медный клапан шел не по резьбе. Острая стальная резьба котла резала тонкие медные нити, прокладывая себе новый ненадежный путь.
Клапан стоит точно пробка в бочке. Одна его сторона - под напором воды и пара в котле, вторая - выходит наружу в будку машиниста.
...Холодный паровоз вытащили из депо и развели пары. А ненадежно поставленный клапан так и остался, точно мина замедленного действия. Где-то она ботает...
На душе у Чеботарева было тяжело, потому и шагал тяжело, смотрел вниз. Нет, он никуда не смотрел.
Он думал, и думы его были горькие.
По звукам, доносящимся со станции, по зареву и отблескам угадывалась кипучая жизнь железнодорожного узла. Надрывались сигналы локомотивов, точно хотели перекричать друг друга, и в их голоса вплетались тонкие, визгливые или дребезжащие звуки рожков и свистков. Время от времени, заглушая все вокруг, заревет мощный паровоз, и гулко ответит ему далекое эхо.
Выскочил из переулка Сенька, паренек лет десяти с пионерским галстуком и рюкзаком за спиной,
- Драсте, дядя Володя. Вы в поездку?
- Угу.
- А мы в лагеря едем, - радостно сообщает тот, - всей школой едем.
- Угу, - снова мычит Владимир.
Отчетливо донеслась серия гудков - три раза по три: ту-ту-ту, ту-ту-ту, ту-ту-ту!
- Опять зашились, шестая машина подряд под уголь запросилась, - говорит Чеботарев как бы самому себе.
- А откуда вы знаете?
- Ну, слышишь, девятый путь высвистывает.
- Верно, дядя Володя! - восторгается он.
У школы - гурьба ребят.
- Пока, дядя Володя! - припрыгивая, побежал к ним Сенька.
А Чеботарев снова углубился в свои невеселые думы. Он идет уже по виадуку, бесконечно длинному и ажурному, взметнувшемуся над железнодорожным узлом. Зеленые, красные, желтые лучи выходных сигналов, стелющийся над рельсами синий свет карликовых светофоров, молочные огни стрелок и над всем этим гигантские прожекторные мачты, будто наклонив огненные головы, уставились на крыши вагонов и на рельсы. Широкая сеть тяжелых проводов, распластавшись над всеми путями, к границе станции сужается и, слившись в две нити, убегает куда-то, тая в воздухе.
На фоне станции в застекленной башне перед электрическим табло с бегающими огоньками виден человек. Он нажимает кнопки, что-то говорит в селектор.
И в такт движения его пальцев меняют цвета огни светофоров, загораются на них цифры, щелкают на путях автоматические стрелки, качнувшись на стрелках, расходятся в разные стороны локомотивы, которые, казалось, вот-вот столкнутся. Все подчинено единой воле.
Вырвались из темноты глазницы электровоза, осветив стрелочную будку и стоящего за ней молодого железнодорожника с сундучком в руках. Он вглядывается куда-то, посматривает на часы, переминается с ноги на ногу. Из мощных репродукторов на столбах над всеми путями несется голос:
- Бригаде Титова, приготовиться! В шестой парк осаживаю нефтеналивной!
Осветилась и расплылась в полумраке фигурка девушки в форменной тужурке. Юноша с сундучком заметил ее, пошел, будто и не стоял за будкой, не дожидался. И вот они уже идут вместе.
