Миясат Шурпаева - Предания старины глубокой
Боялся он, что Пирдоус не причинили бы неприятностей, как его жене, но я успокаивал его, говоря, что есть еще настоящие рыцари-горцы, которые не позволят обижать беззащитную женщину.
Целую тебя. Твой Халил”.
То были тревожные годы революции и Шарафутдин был в авангарде событий. Мачеха Шарафутдина с несколькими женщинами ходила по дворам, собирала одежду, обувь и боеприпасы для нужд революции. Из Темир-Хан-Шуры в Кумух поступило сообщение, что арестован белогвардейцами двоюродный брат Шарафутдина Шамиль Рашкуев. Среди ночи выехал Шарафутдин на помощь брату, но пока он доехал, его брата расстреляли. Белоказаки направились в горы, заняли Кумух, совершили много бесчинств, взорвали дома Сайда Габиева и Шарафутдина Рашкуева. Шарафутдин же ушел в подполье и в Темир-Хан-Шуре со своим неразлучным другом Курди Закуевым издавал прогрессивную газету на лакском языке. После победы Советской власти в Дагестане Шарафутдин сумел перевести редакцию издаваемой им газеты “Заря” в Кумух и обосноваться в родном селе.
Шел тревожный 1937 год. У Шарафутдина, работавшего тогда редактором районной газеты, была большая семья: трое сыновей и три дочери. Самая старшая дочь красавица Габибат училась в Москве в институте. Начались аресты безвинных людей.
Шарафутдин не смог не среагировать на такую вопиющую несправедливость, не заступиться за них, и сам был арестован прямо в рабочем кабинете. Дома же учинили погром, называемый обыском. Не дав встретиться и попрощаться с близкими, Шарафутдина вместе с другими арестованными отправили в Махачкалу. А там уже начались бесконечные допросы, сопровождаемые жестокими избиениями и страшными пытками. Время от времени арестованных возили на допрос в город Пятигорск, где некоторые погибали от жестоких пыток, остальных чуть живых привозили обратно.
Несгибаемый большевик и человек Шарафутдин теперь был физически сломлен: ему выбили все зубы, переломали все ребра, истекающего кровью бросили в одиночку.
Рассказывают, как Пирдоус, проживавшая тогда в Буйнакске, потрясло известие об аресте Шарафутдина. После смерти мужа она сначала уехала из Кумуха в Чох, затем в Буйнакск и лет двадцать не видела Шарафутдина. Буйнакцы запомнили эту красивую и благородную женщину, которая держалась с большим достоинством, производила впечатление гордой и умной женщины, одевалась со вкусом и никогда ни с кем не заводила разговора о Шарафутдине сама и не позволяла собеседнику произносить его имя. Но страшное известие о любимом человеке вывело из колеи эту стойкую женщину. Она ездила в Махачкалу в надежде помочь, но ей не удавалось ни увидеть его, ни передачу передать. Осталось ее четверостишие:
Горе твое, теперь оно и мое.
День и ночь для меня одинаково черны,
Как облегчить страдания твои,
Как взвалить твое горе на себя?
– писала Пирдоус в те горестные дни.
Тщетны были в те страшные года все усилия родных и близких помочь хоть чем-нибудь безвинно пострадавшим, все их старания натыкались на глухую стену. Два с половиной года провел Шарафутдин в подвалах НКВД и, наконец, в январе 1940 года началось судебное разбирательство по его делу. За не доказанностью виновности его освободили прямо из зала суда. Шарафутдин был физически сломлен и разбит, на его теле не было ни одного живого места. Он вернулся домой еле живой, слег и не мог даже выходить на порог своего дома. Услышав об этом, после долгого отсутствия приехала в Кумух и Пирдоус.
Подолгу засиживалась рядом с больным Шарафутдином. Рассказывают, как однажды сестра Шарафутдина Буху мимикой и знаками стала напоминать ей, что пора дать отдохнуть больному и уходить домой. Обычно спокойная и уравновешенная Пирдоус тут взорвалась:
– Пусть лопнут ваши глаза, чтобы больше не видеть меня, дайте же хоть теперь посидеть возле больного человека! – крикнула она в сердцах и ушла в слезах.
Шарафутдина люди любили и уважали, многие из них приходили к нему домой. Однако не прошло и года, как его больного арестовали по подозрению в подготовке антисоветского мятежа. На этот раз родные не смогли узнать места его нахождения. Сняли с работы его дочь Аймисай, работавшую учительницей в селении Караша Лакского района: дочери врага народа нельзя доверить обучение детей.
В 1943 году семья получила извещение, что Шарафутдин Рашкуев скончался в тюрьме.
Говорят, приехавшая в Кумух на соболезнование Пирдоус причитала:
– Нарисовать бы твой портрет на стене твоей редакции. Чтоб лопнули глаза врагов от лучезарности облика твоего.
Умерла Пирдоус в преклонном возрасте в городе Буйнакске в окружении любящих родственников. Перед смертью она была почти без памяти. Племянница, стоящая возле ее постели, заметила, что ее губы что-то шепчут, нагнулась к ней: “Вон он Шарафутдин, вон он Шарафутдин”, – шептала умирающая, глядя куда-то вверх.
Ничего забыть не в силах
Тихо, плавно зашла Зоя в комнату мужа, и увидела его с приставленным к виску пистолетом. Бросилась к мужу, сильным ударом выбила оружие. Раздался выстрел. Пуля пробила потолок. Шел сентябрь 1937 года… “Как и на многих других честных коммунистов, началось гонение и на Хабиба Эмирбекова, управляющего конторой “Дагсельснаб”.
Хабиб Ашурбекович родился в крестьянской семье в селении Ахты Ахтынского района. Совсем маленькими остались с сестрой Бехвер сиротами. В десять лет стал батраком, рано заинтересовался революционными идеями.
В 1918 году шестнадцатилетний Хабиб отправился в Темир-Хан-Шуру и разыскал там Самурского, о котором много слышал. Любознательный, способный юноша привлек внимание Самурского. Хабиб был назначен во второй коммунарский отряд. В декабре 1920 года Н.Самурский поручил ему ответственное задание – сопровождать военный эшелон в Москву.
Через год парня направили на учебу в Коммунистический университет трудящихся Востока, где он встретился с Зоей Накуевой из лакского селения Кая. Это была очень красивая девушка, писала стихи, публиковавшиеся на родном и русском языках. Вскоре они поженились. Когда у молодых родилась дочь, крестный отец – М.И.Калинин дал ей имя Искра.
В семейном альбоме Эмирбековых много фотографий, снятых вместе с Всесоюзным старостой, с Надеждой Константиновной Крупской. Некоторые из них были опубликованы в журнале “Огонек” в 1928 и в 1929 годах. А снимок, снятый в 1928 году, в дни поездок М.И.Калинина по Дагестану, где Зоя Эмирбекова в национальной одежде стоит рядом со Всесоюзным старостой, экспонируется в Дагестанском краеведческом музее.
Вторая дочь – Роза родилась уже в Махачкале, когда Хабиб Ашурбекович работал председателем Дагсовпрофа, а Зоя Минкаиловна – в отделе по работе среди женщин обкома ВКП (б).
