Борис Земцов - Зона путинской эпохи
Говорят, что это не просто хлеб, а хлеб вторичный, произведенный из хлебных отходов – из тех самых кусков, что собирают «столотеры» с наших столов после ужинов, завтраков и обедов. Вроде как эти отходы дробят, перемалывают, как-то обрабатывают, чего-то добавляют. Возможно, поэтому наш хлеб часто бывает тяжелым, невкусным, когда с липким и влажным, когда с очень сухим мякишем. Для многих из нас его потребление непременно оборачивается жуткой изжогой и непомерной тяжестью на желудке. Очень похожий хлеб давали в Березовке. Одно региональное тюремное управление. Один стиль отношения к людям. Там лагерные ветераны ненавязчиво советовали: «Корку-то съешь, а мякиш оставляй, от него и тяжесть, и все прочие беды…» Так до сих пор и поступаю. Из каждой «пайки» выламываю мякиш. Выламываю не для того, чтобы съесть, а для того, чтобы оставить на столе. Корки съедаю. Старческий стиль потребления хлеба наоборот. Зато ни изжоги, ни тяжести…
* * *Перебирал, полученные с воли новогодние и рождественские поздравления, заодно перечитывал. Удивительно, очень разные люди порою желали мне приблизительно одного и того же – «чтобы скорее закончился этот кошмар», «пусть быстрее останутся в прошлом все нынешние ужасы» и т. д.
Совсем неправильная постановка вопроса, совсем неверные формулировки. Какие «ужасы», какие «кошмары»? Просто я ныне, не по своей, разумеется, воле нахожусь в очень специфических условиях. Что-то вроде командировки в «горячую точку». Да, здесь совсем другая жизнь, но все-таки жизнь! Да, здесь совсем другие люди, но все-таки люди! Словом, всюду жизнь, всюду люди!
А за «ужасы» и «кошмары» надо благодарить отечественное мерзкое телевидение, чья разрушающая, разобщающая, одуряющая роль здесь особенно заметна. Именно это телевидение за последние годы наплодило столько гадких сериалов про зону. Что ни серия – то вранье! Когда сладкое, до приторности, когда горькое до рвотных спазм. Иногда, кажется, из зоны сознательно и целеустремленно лепят образ масштабного «ужастика» – пусть обыватель смотрит, пугается, ужасается. Пусть больше думает о тех ужасах, что за «колючкой», чем об ужасах, что окружают его на воле. Власти так удобнее и выгодней!
* * *Именно здесь начинает казаться, что спрятанный внутри каждого из нас механизм формирования тематики наших сновидений, мистический и пугающий, совершенно не изученный даже современной наукой, наделен уникальным свойством заглядывать в будущее, предсказывать это будущее.
Часто снится редакция: дежурство по номерам, суета летучек и планерок, люди, некогда меня окружавшие. Интересно, что во время «трансляции» подобных сновидений, внутри будто щелкает какой-то тумблер, и неведомый голос информирует, предсказывает, успокаивает: «В эту редакцию ты уже не вернешься, хотя бы потому, что там правят бал подлецы, эта редакция – уже прошлая страница твоей биографии, это редакция – то, что осталось позади, а ты должен, обязан, ты просто приговорен идти вперед!»
Проснувшись, перевариваю услышанное и увиденное, ловлю себя на мысли, что ничего плохого в этих «вещих сюжетах» нет. Сплошной прогресс, сплошное поступательное движение вперед. Значит, будем двигаться!
* * *Суд грянул… Суд разразился положительным решением – признал целесообразным отпустить меня на волю. Условно-досрочно. Удача улыбнулась. Да что там удача! Впервые за много лет закон повернулся ко мне лицом. А еще сыграли свою роль множество факторов, о которых я пока только догадываюсь.
Придет время, все это я разложу по полочкам. Восстановлю в деталях весь механизм моего освобождения. Но это позднее. Наверное, уже на страницах книги, которую обязательно напишу. Ее основой будет этот дневник, который я вел здесь, в неволе. И с ним уже можно прощаться, тем более что большую его часть всеми правдами и неправдами я переправил на свободу. Прощай, моя «китайская» тайнопись в тетрадях, блокнотах и на случайных листах. Здравствуй, книга! Серьезная и честная, которой еще нет, но которая обязательно будет.
* * *Согласно существующим в нашем государстве законам и положениям, освобожденный по УДО арестант, после решения суда еще десять дней находится на территории учреждения, где отбывал свой срок. Вот и для меня началась эта последняя десятидневка. Последняя стометровка марафона моего срока. Привожу в порядок свой архив. Раздаю одежду и бытовые предметы. Обхожу тех, с кем считаю необходимым проститься. Благодарю тех, кто заслужил благодарность. А еще со всего лагеря ко мне приходят знакомые и незнакомые арестанты. И спрашивают, формулируя по-разному, об одном и том же: «Правда ли, что я ухожу по УД О, не подписав заявление о вступлении в актив? И правда ли, что я ухожу на УД О, не признав полностью своей вины?». На оба вопроса отвечаю утвердительно. Да, было дело, требовали, намекали, пугали, ломали. Всякий раз отвечал: «Нет». И не потому, что разделяю и поддерживаю неписаный тюремно-лагерный кодекс. И не потому, что хочу продемонстрировать жертвенный героизм и несгибаемое мужество. Просто я знал, что соответствующие министерства и прочие структуры давным-давно приняли соответствующее решение, согласно которому полное признание вины арестантом, уходящим на УД О, вовсе не является обязательным условием. Да и «актив» на основании соответствующих документов, по сути, упразднялся, ибо признавалось, что исправлению преступников он способствует не шибко, а вот внутренний климат в арестантской среде ухудшает. Почему представители лагерной администрации, включая грозного полковника Вия, заместителя «хозяина» (квадратная фигура, голова без шеи и руки, растущие из туловища), не говоря уже о малограмотном «отряднике» капитане Василисе, так рьяно требовали от меня подписания упраздненных документов, я не знаю. То ли виной тому их невежество, то ли администрация зоны сознательно предпочитает игнорировать новые юридические нормы. По большому счету сейчас это меня совершенно не интересует, но копии выписки соответствующих документов я раздал всем желающим. Арестантский юридический ликбез – святое дело!
* * *Запах свободы… Литературный штамп. Избитый. Затасканный. Тем не менее, этот запах существует. И для каждого, выходящего на волю, он – свой. Персональный. Индивидуальный. Очень личный. Вот и я в день освобождения на выходе из лагеря, замер, поймав себя на мысли: «Вот он, тот самый шаг, что отделяет свободу от несвободы, зону от нормальной жизни». Конечно, шагнул. И, конечно, вдохнул! Не глубоко и сильно, а аккуратно и бережно. Чем пахла свобода? А вот никакой романтики, никаких высоких образов. Моя свобода утром 16 августа 2011 года пахла тем, чем пахнет окраина заштатного поселка в среднерусской полосе: немного свежескошенной травой (неподалеку частный сектор – жители избавлялись от сорняков у заборов и палисадников), немного горелым бензином (чуть дальше проходила дорога), немного прелыми, разогретыми солнцем яблоками (кто-то своем рядом, не донеся до помойки, вывалил ведро падалицы). Простые, обыденные запахи. Шикарные, торжественные ароматы. И помнить мне их вечно!
