Яков Нерсесов - Великий Тамерлан. «Сотрясатель Вселенной»
Так или примерно так повествует нам каноническая версия о событиях «Куликовского побоища».
…Впрочем, есть и иные трактовки происшедшего много веков назад на поле Куликовом. Так, известный российский ученый, не являющийся профессиональным историком, д.б.н. Журавлев А.Н., но занимающийся литературной деятельностью и ведущий исторические изыскания в оригинальном формате, предложил оригинальную трактовку событий на Куликовском поле. Это своего рода новый взгляд на историю побоища на поле Куликовом. Правда, при одном условии, что «Куликовское сражение» случилось именно там и именно так, как об этом повествуют отечественные летописи. Журавлев выделяет несколько приемов, с помощью которых князь Московский Дмитрий Иванович смог переиграть ордынского темника Мамая.
Во-первых, он обманул противника, отдав ему единственную высоту на поле Куликовом – Красный Холм. Издавна повелось, что противники обычно стремятся занять господствующие высоты, чтобы было легче обороняться, особенно против кавалерии. Русский князь первым вышел на Куликовское поле, но высоту не занял, а отдал ее Мамаю. Темник «заглотнул наживку». С высоты Красного Холма он видел все и был уверен, что видит все! Но он не увидел главного на поле будущего боя: оврагов перед правым крылом и Засадного полка.
Во-вторых, московский князь мог считать, что при высоком моральном настрое и плотном построении обороняющихся атакующий враг обычно теряет свое преимущество в людях и вооружении. Максимально насытив на узком пространстве свой центр стойкой пехотой и лишив врага его излюбленного широкого маневра конными крыльями, Дмитрий Иванович по сути дела заведомо лишил битву красивых маневров, превратив ее в примитивную сшибку-свалку. Лобовой удар ордынцев привел к большим обоюдным потерям, но так и не принес ордынцам победы.
В-третьих, выставив вперед Сторожевой и Передовой полки – заведомых смертников, он вынудил враг потерять на них с самого начала всю мощь своего первого удара с разгона и в дальнейшем ордынцы уже не столько пронзали плотный строй русского Большого полка, сколько пытались его продавить. Образно говоря, вся мощь удара молотом в одной точке, разрушающей строй противника, оказалась разменяна на равномерно распределенное давление по всей большой площади максимально плотного русского строя. Таким образом, русский князь опять-таки свел битву к наиболее выгодной для него примитивной «сшибке-свалке».
В-четвертых, Мамай счел, что самым слабым местом в русском построении является их правый фланг: здесь строй не был столь плотным и он был больше растянут, чем остальная позиция. В надежде на быстрый прорыв и выход в тыл русского центра, он поначалу бросил большую массу своей конницы именно туда. Когда ордынские тумены перешли на галоп, то на огромной скорости влетели в целый ряд оврагов, которые не были видны ни с Красного Холма, ни даже с близкого расстояния. Разогнавшаяся многотысячная конница завалила собой овраги и двинулась дальше, но уже не столько прытко. Перед ней выросла новая цепь оврагов. Теперь она медленно спускалась в них и медленно поднималась из них наверх. Там ее ждали давно изготовившиеся к приему дорогих гостей русские, сноровисто сбрасывая их обратно. Так таранный удар конницы превратился в медленный наскок и массовую гибель коней и всадников в оврагах и только потом – от рук русских воинов полка правой руки. Бессмысленная потеря лучших багатуров левого крыла ордынской конницы из-за недочетов командования не могла не сказаться. Так уже в самом начале сражения потери атакующей стороны сильно превышали потери обороняющейся стороны. Не потому ли Правый полк Андрея Ольгердовича не только без проблем отразил атаку ордынцев, но и сам неоднократно переходил в контрнаступление, но возвращался, памятуя о недопустимости разрыва со стоящим на месте и отбивавшимся от наседающего неприятеля Большим полком. Только после неудачи на правом фланге русских, Мамай бросил все свои силы в центр, где вскоре «благополучно» увяз в критически плотной массе Большого полка русских.
В-пятых, князь Московский неспроста поменялся снаряжением и вооружением со своим ближним боярином Михаилом Бренком, ставшим под великокняжеским стягом. Скорее всего это был тонкий психологический расчет: все мурзы Мамая стремились как можно скорее прорубиться к знамени русского полководца в надежде найти там великого князя и обязательно убить его. Во все времена потеря знамени и тем более, командующего, вели к психологическому перелому в сражении, вслед за которым следовал и разгром армии. Ценой огромных потерь ордынцы добились своего: стяг свалили, «великого князя» убили! В этот момент им показалось, что битва выиграна и они даже перестали рубиться, готовясь торжествовать победу. Напор прекратился. Затем обман выяснился, но боевой порыв ордынцев, они яростно сражались ни один час, уже был утрачен – цель сражения оказалась потеряна! Ордынцы еще бились, но уже как бы по инерции и битва в центре окончательно превратилась в массовую сшибку-свалку без конкретной цели для атакующих. Непрерывно атаковавшие до этого момента ордынцы не только подустали, но и отчасти пали духом. В-шестых, великого князя Московского не так-то просто было убить! Он не был одет в одну лишь кольчугу простого воина, как это можно было бы подумать. Специально для этой битвы ему выковали кольчугу из лучших сортов железа. Именно на нее он надел голубую броню – латы из металлических пластинок, которая по качеству ничем не уступала рыцарской броне западноевропейских рыцарей той поры, например, германской! И только потом, он облачился в кольчугу рядового бойца-пехотинца. Именно эта трехслойная защита тела Дмитрия Ивановича, скорее всего и спасла ему жизнь. Его и кололи, и рубили, но не убили, а лишь оглушили, очевидно, ударно-дробящим ударом (палицы, шестопера, чекана, клевца) в голову – недаром его шлем оказался помят сразу в нескольких местах. Великий князь получил такое количество ударов (но не смертельных), что к концу битвы по совокупности оказался в тяжелейшей контузии. Не исключено, что именно она потом и станет причиной его достаточно ранней смерти – в 39 лет в 1389 г. (Скажем сразу, что столько мощных ударов в голову получает лишь боксер: к концу жизни обычно страдающей ужасной болезнью Паркинсона – Прим. Я.Н.) В-седьмых, увязнув в центре (бойцы бесцельно давят друг на друга и горы трупов превращаются в непреодолимую «стену» как для ордынцев, так и для русских), Мамай принимает, как ему тогда казалось, единственно правильное решение: сосредоточивает максимум сил против полка «левой руки», где еще нет такой ужасной скученности и таких потерь. И хотя его воины уже изрядно устали, но у них еще есть силы и численное превосходство и здесь еще можно попытаться добиться успеха, надо только поднажать. И действительно полк «левой руки» начинает подаваться назад, отходя от рощи «Зеленая дубрава». Открывается брешь для конного броска в тыл русским! С высоты Красного Холма Мамай это видит и, не теряя времени, бросает в бой свой последний резерв – элитную кавалерию, которую он так берег для решающего удара. Как только она прорывается в тыл русским, ее саму поражает с тыла отборная конница Андрея Серпуховского и Боброк-Волынца, несколько часов «пролежавшая в травке» под дубами и, наконец дождавшаяся своего часа. «Козырной туз» Мамая оказался бит… «джокером» Дмитрия Ивановича! Впрочем, это всего лишь гипотеза возможного развития событий на поле Куликовом, где мало героики и много трезвого расчета. Но еще раз повторимся, что все это можно принимать внимание при условии, что Куликовское сражение случилось именно там и именно так, как об этом предпочитают повествовать отечественные летописи. А вот с этим у критически настроенных исследователей есть большие сомнения…
