Александр Ушаков - Лавр Корнилов
В ответ Савинков сказал, что в государственных делах не может быть места личным обидам. Он подчеркнул, что не собирается строить комбинаций за спиной Керенского, хотя согласен с тем, что тот слаб и подвержен колебаниям. Корнилов заявил, что необходимы принципиальные изменения в составе правительства. При этом он назвал имена Алексеева, Плеханова, Аргунова. Савинков уточнил: «Вернее нужно, чтобы советские социалисты были заменены несоветскими. Это ли вы хотите сказать?» Корнилов ответил: «Да. Советы доказали свою нежизнеспособность, свое неумение оборонить страну».
Савинков отвечал, что, по его мнению, это дело далекого будущего. Сейчас же любое правительство немыслимо без Керенского. Корнилов согласился: «Вы, конечно, правы: без возглавления Керенским правительство немыслимо, но Керенский нерешителен. Он колеблется, он обещает, но не исполняет обещаний». Савинков заверил Корнилова в том, что он сделает все, чтобы Керенский уже в ближайшее время подписал закон о мерах по оздоровлению фронта и тыла. «Я вам верю, — сказал Корнилов, — но я не верю в твердость Керенского». На этом беседа и завершилась{344}.
Слова Корнилова и тон, каким они были произнесены, вызвали у Савинкова беспокойство. На вечернюю встречу он захватил с собой Филоненко. С Корниловым на этот раз был генерал Лукомский. Главной темой разговора стало выделение Петрограда в особую военно-административную единицу. Корнилов и Лукомский возражали против этого, но Савинков сумел убедить их в том, что этот вопрос не столь принципиален. Керенскому важно, говорил он, чтобы его уступки не выглядели капитуляцией. Именно так это будет выглядеть, если Петроград будет впрямую подчинен верховному командованию. Правительство не возражает против того, чтобы в случае необходимости город был объявлен на военном положении.
По словам Лукомского, Савинков был убежден, что применение чрезвычайных мер станет делом ближайшего будущего. Он полагал, что объявление столицы на военном положении есть единственное средство предотвратить ожидаемое выступление большевиков. «Я надеюсь, Лавр Георгиевич, что назначенный вами начальник отряда сумеет решительно и беспощадно расправиться с большевиками и с Советом рабочих и солдатских депутатов, если последний поддержит большевиков»{345}. В этой связи Савинков передал просьбу Керенского отправить в Петроград 3-й конный корпус, но попросил не ставить во главе его генерала Крымова.
Репутация Крымова была хорошо известна, и одно его имя могло вызвать раздражение в левых кругах. Кроме того, Савинков попросил по возможности не включать в состав предполагаемой экспедиции Кавказскую туземную дивизию (больше известную как Дикая дивизия). О всадниках-горцах из Дикой дивизии ходил распространенный анекдот: «Мы не знаем, что такое старый режим, новый режим, мы просто режем».
После того как общая договоренность была достигнута, в кабинет были приглашены генерал Романовский и приехавший с Савинковым полковник Барановский. В их присутствии на карте были определены границы будущего размежевания. Романовский выразил сомнение в целесообразности выделения Петрограда, так как, по его мнению, Временное правительство не сумеет самостоятельно навести порядок в городе. Неожиданно его поддержал полковник Барановский, заявивший, что выделение петроградского железнодорожного узла не позволит поддерживать необходимую связь с финляндской группой войск. В устах Барановского эти слова прозвучали очень неожиданно, и их запомнили все присутствовавшие. Это подтверждает сам факт того, что они были произнесены, хотя Барановский всячески позднее от них открещивался. Корнилов снова начал было колебаться, но Савинков прервал обсуждение, сказав, что вопрос уже решен.
На следующий день с утра в Могилеве открылось совещание представителей армейских комитетов, армейских и фронтовых комиссаров. От штаба Ставки на него были делегированы генерал Ю.Н. Плющик-Плющевский и начальник политического отдела полковник К.В. Сахаров. О последнем ходили слухи как о главном заговорщике, и Филоненко настоял на том, чтобы он был отозван. Это вызвало резкое недовольство Лукомского. Он немедленно сообщил об инциденте Корнилову, и тот прибыл на совещание уже будучи крайне раздраженным.
Делегаты совещания обсуждали проект положения о новом статусе комитетов и комиссаров. В основу его была положена записка Савинкова—Филоненко, подготовленная к 10 августа. Напомним, что содержание ее существенно ограничивало функции армейских комитетов, сводя их почти исключительно к хозяйственной и культурной деятельности. В свое время возражения Корнилова вызвало право комиссаров вмешиваться в назначение старших начальников. Накануне совещания Савинкову удалось уговорить Корнилова не спешить с публичными заявлениями по этому поводу. Но сейчас Корнилов и слышать ничего не хотел. Его короткая речь так и дышала неприязнью. Начал он с необходимости объединения всех сил перед вражеской угрозой, но внезапно сорвался. Указав на лежавший на столе президиума проект, Корнилов сказал, что «этого» он никогда не утвердит.
Главковерх покинул зал, едва ли не хлопнув дверью. Он спешил на новую встречу с Савинковым, в ближайшие часы покидавшим Могилев. Они вновь коротко обговорили обсуждавшиеся накануне вопросы. Прощаясь, Савинков спросил: «Каково ваше отношение к Временному правительству?» Корнилов ответил: «Я прочел законопроект о военно-революционных судах в тылу. Передайте Александру Федоровичу, что я буду его всемерно поддерживать, ибо это нужно для блага отечества»{346}. Расставались Савинков и Корнилов подчеркнуто благожелательно. Главковерх лично проводил Савинкова до поезда и дождался его отправления. Но на деле ни Савинков, ни Корнилов уже не верили друг другу.
На обратном пути в вагон Савинкова подсел комиссар 8-й армии В.К. Вянзягольский. Он сказал, что в Ставке готовится заговор против правительства, и предложил свои услуги в его пресечении. Показательно, что Савинков, по его же собственным словам, не был этим удивлен{347}. Но и в Могилеве к визиту Савинкова отнеслись с большим подозрением. Сразу после его отъезда Корнилов пригласил к себе Лукомского, Крымова, Завойко и Аладьина. Сам состав этого совещания, на котором прапорщик соседствовал с генералами, должен был внушить подозрение информаторам правительства.
Корнилов передал собравшимся свой разговор с Савинковым и сказал, что теперь все намеченное согласовано с Временным правительством и потому никаких трений быть не должно. Но Лукомского это не убедило. По его мнению, все шло даже слишком хорошо. «Все, сказанное Савинковым, настолько согласуется с нашими предложениями, что получается впечатление, как будто Савинков или присутствовал при наших разговорах, или… очень хорошо о них осведомлен»{348}. Лукомский добавил, что его беспокоит требование Савинкова не ставить во главе направляемых в Петроград войск генерала Крымова.
