Аркадий Арканов - Вперёд в прошлое
«...последний советский гражданин, свободный от цепей капитала, стоит головой выше любого зарубежного высокопоставленного чинуши, влачащего на плечах ярмо капиталистического рабства...» В эту душеспасительную алгебраическую формулу можно было подставить любое понятие, в том числе и понятие «юмор». Кое-кто и сегодня продолжает эту формулу культивировать...
Гораздо точнее другая материалистическая формулировка: «Бытие определяет сознание».
Средний американец с самого рождения живет в атмосфере достатка, свободы личности и исполнения практически любого желания. Естественно, что одаренность, деньги, стечение обстоятельств играют немалую роль.
Наш средний россиянин и сегодня рождается в обстановке нехватки, необъяснимого порой запрета, коррупции и гарантированного законом беззакония. В таких условиях даже самое нормальное человеческое желание становится заоблачной, несбыточной мечтой. Иными словами, разные социальные условия – разная окраска юмора.
Анекдоты, рассказы, интермедии на тему хамского обслуживания клиента в ресторане легко могут вызвать бурную смеховую реакцию у русских и – полное недоумение у американцев. Американцу не будет смешно. Он искренне задаст естественный вопрос «почему?». Почему официант ведет себя по-хамски? Кто это принял на работу хама? Какие «уважительные» причины оправдывают хамское поведение официанта? У него утром умерла жена? Это не смешно. Это печально. Ему вовремя не выдали зарплату? Это исключено. Новый президент Америки был избран благодаря подтасовке голосов избирателей? Абсурд. Сто тысяч «почему», и все без логического объяснения. И ничего смешного в этом американец не видит.
Зато американец будет умирать от хохота, услышав анекдот на какую-нибудь гомосексуальную тему, потому что для него это одно из обычных, вполне законных жизненных явлений. Русский человек от такого анекдота поморщится, сочтя его пошлятиной и похабщиной, потому что его с детства приучили к тому, что нет более страшного греха, чем гомосексуализм. Это страшнее воровства, убийства, взяточничества... Поэтому – скажи убийце, что он убийца, – рассмеется, а назови его «гомиком» – убьет.
Да, наш юмор лет тридцать тому назад хоть как-то, хоть через фигу в кармане, но пытался укусить чудище социального неравенства. Беда заключается в том, что ныне, в условиях так называемой свободы слова и вседозволенности, наш народ по-прежнему в социальном понятии живет на несколько порядков хуже, чем народ американский. А по уровню юмора мы с ними сравнялись...
Мы все существуем в мире условностей. Мы сами выдумываем для себя условия, по которым будем играть. Расскажите американцу анекдот с употреблением русского мата. Он ничего не поймет. Он бесконечно будет повторять услышанное нецензурное выражение и спрашивать, что это такое.
Русский мат не вызовет у него никаких неприличных ассоциаций. Его даже можно убедить в том, что выражение «пошел ты к е...ной матери!» есть не что иное, как обыкновенное приветствие. И чем охотнее американец будет употреблять это выражение в обществе, тем больше смеха это вызовет у русского. И американец ни за что не возьмет в толк, почему русский смеется... В обратном варианте та же реакция будет у русского.
У каждого народа есть свои «мальчики для юмористического битья». У англичан это шотландцы, у армян – азербайджанцы, у русских – евреи и чукчи, у американцев – поляки... Однажды американские друзья рассказали мне такой анекдот.
Польский сынишка приходит из школы, где он учится в первом классе, и говорит отцу:
– Папа, мы сегодня решали задачи. Я решил самый первый!
– Это потому, что ты поляк! – гордо отвечает отец.
На следующий день сын возвращается из школы и говорит:
– Папа, мы сегодня писали сочинение. Я сделал меньше всего ошибок!
– Это потому, что ты поляк! – гордо отвечает отец.
На третий день сын приходит из школы и говорит:
– Папа, мы сегодня с мальчиками на уроке физкультуры мерялись пиписьками. У меня самая длинная! Это потому, что я поляк?
– Нет, – отвечает отец. – Это потому, что тебе двадцать четыре года...
В Америке, уж не знаю почему, поляки – «мальчики для битья». Без всяких национальных предрассудков.
В России я рассказываю этот анекдот, заменяя поляка на чукчу или на еврея, и все смеются, и никто не спрашивает: почему именно чукча, почему именно еврей? Так исторически сложилось...
Убийственно смешная интермедия Михаила Жванецкого про раков («Я вчера видел раков по пять рублей. Но больших, но по пять рублей... а сегодня были по три, но маленькие, но по три... но маленькие... зато по три...»), которая доводит до икоты нас, покажется бредом сумасшедшего американцу, потому что он не знает, что такое Одесса. Другие условия игры. И чем больше вы будете пытаться объяснить американцу, что в этой интермедии смешного, тем больше он не будет вас понимать...
У Гриши Горина есть изумительный рассказ, построенный на отсутствии у людей чувства юмора. В рассказе к врачу приходит больной и говорит:
– Доктор, у меня болит голова.
– А почему повязка на ноге? – спрашивает доктор.
– Сползла, – отвечает больной...
Дальнейшее нагнетание абсурда доводит читателей и слушателей до истерического хохота. Полагаю, рассказ этот будет прекрасно понят любым нормальным американцем, немцем, китайцем, потому что рассказ написан по общечеловеческим правилам, а не привязан к конкретным российским, бельгийским или американским условиям. И здесь все зависит от степени человеческого интеллекта, то есть именно того, что американцы называют чувством юмора... А тупых достаточно и в Америке, и в России... И если (не дай бог!) американцы окажутся в условиях развитого социализма, а Россия (дай бог!) заживет, наконец, в нормальных условиях, то американцы тоже будут считать, что их юмор умнее и социальнее, чем российский...
С прекращением «метропольской» вакханалии со всех участников альманаха официальное табу было снято. И сразу же из моей родной «Юности» мне позвонила заведующая отделом прозы Мэри Лазаревна Озерова: «Аркадий! Срочно приносите самое интересное, что у вас есть. А то вдруг ТАМ передумают».
И я предложил для публикации новеллу, которую на тот момент считал для себя лучшей. Через два месяца в редакцию на мое имя пришло письмо от женщины, проживавшей в Кемеровской области. Она писала, что разного рода жизненные обстоятельства ввергли ее в состояние глубокой депрессии и она уже серьезно подумывала о самоубийстве. Но, возвращаясь домой с работы, она зашла в местную читальню и наткнулась на свежий журнал «Юность», в котором прочитала мою новеллу. И эта новелла пробудила в ней какие-то новые чувства и вдохнула оптимизм. Мысли о самоубийстве растворились... И в конце письма она написала: «Спасибо вам, Аркадий! Благодаря вам я буду продолжать жить, чего бы это ни стоило».
