Алексей Зотов - Главный соперник Наполеона. Великий генерал Моро
В то же утро, а это было уже 15 февраля 1804 года, Моро возвращался из своей загородной резиденции Гробуа, где отмечал свой 41-й день рождения, в Париж. Подъезжая к мосту Шарентон, его карета была окружена взводом консульских жандармов, которыми командовал шеф эскадрона Анри.
— Вы генерал Моро?
— Да, это я.
— У меня приказ доставить вас в тюрьму Тампль.
— Что ж, исполняйте, — ответил генерал, бросив холодный взгляд на врученный ему документ.
Через два дня мадам де Ремюза была во дворце первого консула. Она нашла Бонапарта, сидящего у камина в комнате Жозефины и державшего на коленях маленького Наполеона (сына Гортензии и Луи Бонапарта).
— Знаете ли вы, что я только что сделал? — спросил он и на ее отрицательный ответ сказал:
— Я издал приказ арестовать Моро.
«Я, очевидно, сделала какое-то движение, — пишет далее де Ремюза. — “А, вот вы удивлены… — продолжал он, — это наделает много шума, не правда ли? Скажут, что я ревную к Моро, что это месть, и тысячу тому подобных пустяков. Я — ревновать к Моро! Ах, Боже мой! Он обязан мне большей частью своей славы; ведь я оставил ему прекрасную армию и сохранил в Италии только рекрутов; я желал поддерживать только добрые отношения с ним. Конечно, я его не боялся; во-первых, я никого не боюсь, а Моро меньше, чем кого бы то ни было. Двадцать раз я помешал ему скомпрометировать себя; я предупредил его, что нас поссорят. Он это чувствовал, как и я, но он слаб и честолюбив, женщины управляют им, партии влияют на него; у меня нет никакой ненависти, никакого желания мести. Я долго думал, прежде чем арестовать Моро; я мог бы закрыть глаза, дать ему время бежать, но тогда сказали бы, что я не решился отдать его под суд. У меня есть достаточно доказательств для его осуждения. Он виноват, я составляю правительство; все это должно пройти просто”».
Однако, несмотря на это заявление, арестовывая Моро, Бонапарт чувствовал себя неловко, более того — он нервничал. Свидельством тому — воспоминания Луи-Констана Вери, камердинера Наполеона: «Первый консул послал меня проследить, не обнаруживая себя, как пройдет арест, и сразу же вернуться, доложив ему лично. Я повиновался. Арест прошел спокойно. Кроме жандармов и полицейских я никого не видел. Вернувшись во дворец, я сразу же прошел к Наполеону: он нервно ходил по кабинету из угла в угол. Я рассказал обо всем, что видел. Он ничего не ответил, т.к. уже все знал… я удалился…»
* * *Итак, Моро арестован. Карета в сопровождении жандармов продолжила свой путь в Париж. Был почти полдень, когда она остановилась у ворот знаменитой парижской тюрьмы. Она располагалась в бывшем монастыре ордена тамплиеров, основанном в XII веке неподалеку от современной площади Республики. Старый охранник отворил ворота, карета въехала во двор, где и остановилась. Прибыл начальник тюрьмы, гражданин Фоконье, человек лет 50—55, лицо которого не выражало суровости. Он уважительно приветствовал Моро и попросил его следовать за ним, в канцелярию суда. Там, пока экипаж и эскорт покидали Тампль, происходило оформление арестованного. Служитель записал во внушительного вида регистрационную книгу имя, фамилию и приметы Моро, затем перешли к измерению его роста: 1 м 75 см. Далее, в сопровождении Фоконье и двух охранников, Моро вышел из канцелярии через дверь, ведущую в сад. Он увидел перед собой высокую старинную квадратную башню, каждый угол которой украшала маленькая смотровая башенка. Это была главная башня Тампля — знаменитой тюрьмы, из которой король Людовик XVI был отправлен на гильотину. Она возвышалась в центре прямоугольной ограды, состоящей из рядов лип, которые отделяли сад от дворца. Пройдя эту живую ограду, вошли в башню, поднялись по ступенькам наверх. Открылась тяжелая дверь одиночной камеры и тут же закрылась. Скрипнул ключ в массивном замке, и Моро мгновенно оказался изолированным от всего остального мира. Он осмотрел камеру, затем плюхнулся на единственный стул, стоящий рядом с узкой кроватью, и задумался.
Он думал о своей маленькой супруге, которая ждет его с нетерпением дома, на улице Анжу, рядом с красиво сервированным столом. Какими же будут ее чувства, когда она узнает, что ее муж, которого она так любит и восхищается, заключен в тюрьму? Он думал о своем сыне — трехлетнем мальчике, который ничего не поймет и не будет страдать. Он думал о своих братьях, сестрах и друзьях, своих слугах и крестьянах, оставленных в Гробуа. Он думал о своих сослуживцах — офицерах и солдатах Северной и Рейнской армий. Его арест — разве это не оскорбление их славы?
Принесли еду. Он не стал есть. Медленно текло время. Очень медленно. В пять часов вечера принесли еще поесть. Короткий зимний день подходил к концу. Темная камера приняла очертания могилы. Не раздеваясь, Моро лег на кровать. Он ждал, что скоро его поведут на допрос.
Он задремал.
Около десяти часов вечера два охранника, бряцая ключами и держа в руках фонари, пришли за ним и повели в помещение для допросов. Моро последовал за ними, прошел через ряды молодых деревьев, затем сквозь сад и наконец вошел во дворец. Здесь его ждал Ренье, одетый в длинную сутану, на пурпуре которой отражался свет свечей, освещавших зал. Чувствовался резкий контраст в великолепном одеянии судьи и подсудимого, одетого в простое платье синего цвета. Верховному судье помогал гражданин Локре — секретарь государственного совета. Оба, сидевшие за большим дубовым столом, приветствовали Моро кивком головы. Ренье указал ему на стул в центре зала и в присутствии двух охранников, которые стояли на часах у двери, приступил к допросу.
— Ваша фамилия, имя, возраст, род занятий?
— Моро, Жан-Виктор, 41 год, генерал.
— Известно ли вам, что Жорж Кадудаль находится в Париже?
— Я слышал. Об этом говорят в свете.
— Знаете ли вы, что Кадудаль прибыл в Париж во главе банды разбойников, чтобы ликвидировать главу государства?
— Нет.
— Известно ли вам, что Пишегрю также находится в Париже?
— Нет.
— Были ли у вас контакты с Пишегрю, когда тот находился в Лондоне?
— Нет.
— Были ли вы связаны с Пишегрю раньше, с которым затем поссорились?
— Я был связан с ним в то время, когда служил под его командованием в Северной армии.
— Просили ли вы кого-либо вести переговоры относительно вашего примирения с Пишегрю?
— Нет.
— Известен ли вам генерал Лажоле?
— Он служил под моим командованием.
— Часто ли вы виделись с ним в течение XI и XII года?
— Он был у меня два или три раза.
— Знали ли вы о том, что Лажоле недавно был в Лондоне?
— Нет.
— Не говорил ли вам Лажоле о некоем поручении, возложенном на него?
