Карин Мюллер - Japanland. Год в поисках "Ва"
Содержание третьего акта: наш герой Ясуносукэ вырос и стал алкоголиком. До него доходит слух, что друг попал в беду. Он спешит на выручку («спешит» – в стиле кабуки), но приезжает слишком поздно. В приступе ярости, напоминающем эффектно поставленный танец, Ясуносукэ убивает 19 злодеев. Конец спектакля.
Начиная с полудня идет снег.
Завтра настил уберут, а пронумерованные доски отправятся обратно в чулан. Потные парики погрузят в деревянные коробки вместе с промасленными расческами. Пенопластовые подстилки переберутся на чердак, а деревянные мечи – все разом в большую бочку.
Но в эти 2 дня вся жизнь в Куромори сосредоточена вокруг храма. Жителей притягивает сюда, точно гигантским магнитом. Маленькая деревня становится не просто скоплением домов с заводом по обработке соевых бобов посередине. Ее жителям выпадает возможность сбросить груз повседневных правил и обычаев, надеть самурайский парик, повесить на пояс сверкающий меч и пройтись туда-сюда по сцене. Они ненадолго становятся звездами – как Рэндзан, барабанщик тайко. И для этого не надо годами усердно учиться. В эти дни жители Куромори могут размахивать руками и принимать эффектные позы, им под силу умертвить 19 злодеев всего за 2 минуты. Серость и предсказуемость настоящего сменяется драматическим прошлым, эпохой самурайских мечей и чести, самопожертвования и героических поступков. Ради этого стоит поучить диалоги и пару дней постоять на морозе.
И возможно, тот маленький мальчик когда-нибудь захочет стать актером кабуки, как папа.
ГЛАВА 23
В Японии есть одна традиционная община, в которую я пытаюсь проникнуть уже очень давно. Речь идет о гейшах. Они так оберегают свои секреты, что даже Гэндзи не смог достать мне приглашение в чайный домик, хотя специально ездил ради этого в Киото.
Назад он вернулся под впечатлением «Хозяйка чайного домика задавала много вопросов и каким-то образом смогла выведать из меня кучу сведений, а сама толком ничего и не рассказала, – он смущенно качает головой. – Я сообразил, что произошло, только после окончания встречи!»
Хозяйка оказалась сильной и уверенной в себе женщиной, привыкшей к общению с высокопоставленными и успешными японскими бизнесменами. Она была вежлива, но не подобострастной. Хотелось бы мне с ней встретиться.
«А как бы вы отреагировали, если бы Дзюнко решила стать гейшей?» – спрашиваю я Гэндзи.
Классические танцы гейш и игра на сямисэне* высоко ценятся в японском обществе. Любая воспитанная девушка могла бы гордиться такими умениями, когда придет время выходить замуж.
____________________
* Японская лютня. Гейш обычно обучают различным видам искусств: на музыкальном инструменте (как правило, на сямисэне), традиционным видам пения и танца, ведению чайной церемонии и составлению цветочных композиций икебане, поэзии и каллиграфии, живописи, то есть тем видам искусства, которые позволят им в дальнейшем развлекать своих клиентов.
____________________
«Ни в коем случае!» – отвечает Гэндзи с несвойственной резкостью. Когда я спрашиваю «почему», он не находит ответа.
И вправду, большинство родителей считают, что быть гейшей – просто замечательно, если речь идет не об их дочерях. Отчасти это объясняется тем, что по традиции гейши не выходят замуж. Трудно принять такое значительное решение в отношении 20-летней девушки. Ведь оно лишит ее главного предназначения японской женщины – роли жены, а в один прекрасный день – и матери.
Но есть еще кое-что. Гейша обладает теми женскими качествами, которые для обычной женщины могут быть, мягко говоря, нежелательными. Жене запрещено общаться с коллегами мужа, да и в любом случае у них не нашлось бы общих тем. Гейша же в совершенстве владеет искусством вести остроумный диалог с мужчинами. Жена должна быть скромной, гейша же ведет себя раскованно. Жена занята домом и детьми; гейша независима и ни перед кем не отчитывается. По существу, правила современного японского общества на гейш не распространяются: они не должны готовить еду и убирать дом и могут растить детей как матери-одиночки, не подвергаясь при этом общественному порицанию.
Община гейш – одна из немногих в Японии, где женщины не являются слабым полом. У гейш есть клиенты, а иногда даже и возлюбленные, но в глубине души они в мужчинах не нуждаются. Это чисто женская община, самая влиятельная в Японии. Если говорить начистоту, мужчины гейш очень боятся. Я, собственно, поэтому ими так и заинтересовалась.
Мою гейшу зовут Кубаи-сан. Ей 63 года. Живет она в часе езды от Осаки, недалеко от города Кобе. У нее двойной подбородок и дружелюбное, приветливое лицо. Признаться, она больше похожа на соседскую бабулю, чем на девушку из «мира цветов и ив». В супермаркете я бы не обратила на нее внимания.
Спотыкаясь, называю свое имя и кланяюсь как можно ниже. Я ужасно боюсь сделать что-то не так что, если она обидится и исчезнет, взмахнув рукавами кимоно и оставив после себя облако духов? Но Кубаи-сан оказывается милой и ничуть не высокомерной. Я сразу же проникаюсь к ней симпатией.
«Жизнь гейши – хорошая жизнь, – рассказывает она. – У гейш много свободного времени, они знакомятся с людьми со всей Японии. Даже если мне придется развлекать премьер-министра, я буду говорить с ним, как с любым другим клиентом».
Но у гейш непостоянный график, и эта работа не дает никаких гарантий и социальных льгот. В Киото гейши получают щедрые субсидии от правительства, но если гейша живет в другом городе, свести концы с концами ей бывает непросто.
«Гейши много зарабатывают, но и расходов тоже немало».
У Кубаи-сан, например, есть коллекция из 70 кимоно, самое дорогое из которых стоит 15000 долларов.
«Для кимоно нужна специальная чистка – арайхаи, а это очень дорогостоящий процесс».
В маленькой квартире все кимоно не помещаются, и приходится арендовать склад с противопожарным оборудованием и студию, в которой Кубаи-сан каждый вечер одевается.
Хотя она сидит с прямой спиной, вид у нее совершенно безмятежный. В ней есть какая-то монашеская умиротворенность: она не размахивает руками, не хихикает и не теребит волосы. Я вдруг понимаю, как давно уже не слышала, чтобы женщина говорила о своих пенсионных планах. Благодаря Кубаи-сан я впервые со дня приезда в Японию чувствую себя в своей тарелке.
«Мои родители – японцы, а вот выросла я в Китае. Сюда приехала, когда мне было четырнадцать, – рассказывает она. Я делаю мысленные подсчеты. Должно быть, это случилось после войны, в эпоху великих трудностей и голода. О последующих годах она ничего не упоминает. «В двадцать четыре я вышла замуж, но спустя год муж умер от болезни. После этого работа гейши поглотила все время. Другого мужа искать было некогда».
