Василий Балакин - Фридрих Барбаросса
Фридрих, помня о принятых на себя обязательствах, сразу же признал это решение, тогда как ломбардцы пришли в негодование и разорвали поданный им на подпись документ, совершив тем самым клятвопреступление, поскольку, как и император, заранее обязались признать приговор Кремоны. Вызов в императорский суд они проигнорировали. Положение Барбароссы опять стало критическим. Что делать? Вернуться в Германию, отказавшись от дальнейшей борьбы? Он даже мысли не допускал об этом. Снова собрать войско и с его помощью настоять на своем? Однако, учитывая провал недавней военной кампании, этот вариант был нереален. Оставался один выход — апеллировать к высшей инстанции, решение которой было бы непререкаемым для союза городов: обратиться к самому папе Александру III! Руководствуясь соображениями политической выгоды, Фридрих пошел на это, не побоявшись унизиться до обращения за помощью к тому, кого называл осквернителем церкви и князем еретиков.
Поначалу все складывалось, как нельзя лучше: в Павии появились три кардинала, полномочные представители Александра, которых Фридрих принял с подчеркнутой учтивостью, обнажив даже голову для приветствия. Вести переговоры с папскими легатами он поручил своим наиболее доверенным советникам, архиепископам Кельнскому и Майнцскому, уклонившись от личного участия в беседе, ибо не подобает государю говорить с послами. Однако долгие и трудные переговоры ни к чему не привели. Представители императора настаивали на обязательности исполнения третейского решения Кремоны, о чем в свое время поклялись обе стороны, тогда как посланцы папы оспаривали правомочность этого решения, отказываясь признавать его, по крайней мере до тех пор, пока император не покорится папе Александру: лишь при этом условии может наступить мир; если же Фридрих продолжит упорствовать, то ломбардцы будут считать себя свободными от каких-либо обязательств. Барбаросса решительно отверг столь дерзкие притязания, после чего папские легаты незамедлительно откланялись, выразив сожаление по поводу неудачи своей миссии.
Вскоре ломбардцы, вымещая распиравшую их ненависть, опять принялись опустошать окрестности Павии и Комо, а также владения дружественных императору маркграфов. В ноябре 1175 года Барбаросса предпринял еще одно наступление против Алессандрии, но его войско было слишком малочисленно и слабо, чтобы добиться успеха. И тогда он был вынужден снова обратиться за помощью к немецким князьям, направив с этой миссией архиепископа Кельнского Филиппа.
Почти как пленник вместе со своей семьей и свитой сидел гордый император в Павии. Здесь встретил он наступление нового 1176 года. Ломбардцы же, называя его заклятым врагом и антихристом, были полны решимости навсегда сбросить ненавистное имперское господство. О мире, подкрепленном присягой, более не вспоминали. Руководство Ломбардской лиги вновь подтвердило членство Алессандрии в своих рядах и оказывало ей всевозможную помощь. Папа Александр в меру своих сил также помог названной в его честь крепости, возвысив ее в январе 1176 года в ранг епископства, после чего ее ликвидация, к чему стремился Барбаросса, стала проблематичной и с точки зрения церковного права. Обитатели Алессандрии, эти «воры, разбойники и беглые рабы», стали равноправными членами Ломбардской лиги, зато верные императору города подверглись папской анафеме.
Только экстренная помощь из Германии могла спасти Фридриха, причем все зависело от того, захочет ли прийти на помощь к нему Генрих Лев, единственный из имперских князей, располагавший сильным, испытанным в боях войском. Фридрих знал, что Генрих находится в Баварии со своей дружиной, насчитывавшей полторы тысячи одних только саксонских рыцарей. Если бы он двинулся в Италию во главе этих отборных отрядов, то одно его появление нагнало бы страху на ломбардцев — так много значило в Италии его имя. Содействие Генриха послужило бы примером и для остальных имперских князей, заставив их собрать для императора все свои военные резервы. Так что пока архиепископ Кельнский Филипп собирал, главным образом в прирейнских землях, подмогу, сам Барбаросса решил лично встретиться с Генрихом Львом, пригласив его в первых числах февраля 1176 года в Кьявенну, находившуюся севернее озера Комо и входившую тогда в состав герцогства Швабского.
Собираясь в путь, Фридрих знал, что предстоит непростой разговор с Генрихом, не дававшим обещания участвовать в прошлогоднем, столь неудачном походе. Не обязан он был и теперь вести свое войско в Италию. Тем важнее было добиться перемены в его настроении, наладить отношения, испорченные сделкой с наследством Меммингенского Вельфа и вынужденной передачей Гослара. В сущности, не произошло ничего такого, что сделало бы Генриха Льва его непримиримым врагом. Не раз император, зачастую вопреки собственному желанию и совести, прикрывал насильственные действия герцога, отвергая или улаживая справедливые жалобы на него. Единственной же достойной упоминания ответной услугой Генриха явилось участие в походе Фридриха в Италию за императорской короной. Можно было, пожалуй, поставить в заслугу ему и непризнание Александра III. Но что значило все это по сравнению с помощью, которую Фридрих оказал ему в собирании его герцогских владений, достойных называться королевством! Теперь, когда на карту поставлено дело всей жизни Фридриха, должны отойти на задний план личные обиды. Генрих, первый из князей Империи, друг, двоюродный брат и товарищ по оружию, должен осознать лежащую на нем ответственность. Фридрих надеялся на это, собираясь поговорить с ним не как император с вассалом, но как человек с человеком — откровенно, как в прежние годы.
Тревожные чувства наполняли и Генриха Льва, спешившего к озеру Комо. Сейчас он был на вершине могущества, какого до него не достигал ни один герцог, и впредь единственной опасностью для него могла стать лишь немилость самого Барбароссы. Он замечал перемены, происшедшие в отношении к нему со стороны императора. До сих пор Фридрих во всем поддерживал его, но кто может поручиться, что и впредь будет так? А что если он обратит против него всю мощь Империи? Генрих более не доверял никому, и императору тоже. Если теперь помочь ему восстановить господство в Италии, то не получится ли так, что он, герцог Саксонии и Баварии, выроет себе могилу? Не империя Гогенштауфенов интересовала его, а сохранение могущества рода Вельфов.
Кьявенна у голубого озера Комо, где ранней весной 1176 года протянули друг другу руки Фридрих и Генрих, располагала к доверительной беседе. Император не мог бы найти лучшего места для этой встречи. Сколь долгой она была и о чем говорил император с гордым вассалом, нам не дано знать. Лишь многочисленные легенды повествуют о ней. Генрих Лев для начала будто бы посетовал, что уже не молод и не под силу ему самому отправляться в военный поход, но, дабы не лишиться милости императора, он готов предоставить золото, серебро и любую другую помощь. Однако Фридрих напирал: «Генрих, я твой брат, друг и господин. Бог возвысил тебя над всеми князьями, в тебе заключена сейчас сила Империи, попавшей в беду, и ты должен прийти со своим воинством, дабы защитить ее». Генрих в ответ лишь качал головой, соглашаясь дать деньги, но не желая являться лично и посылать своих рыцарей. «Вспомни же, — упрашивал Фридрих, — что я никогда не отказывал тебе в просьбе. Твои враги были моими врагами, и теперь я не собираюсь говорить о твоем долге вассала, но хочу лишь напомнить о нашей дружбе, дабы теперь ты не оставил меня в беде».
