Игорь Оболенский - Четыре друга эпохи. Мемуары на фоне столетия
Может, меня погубит вино. Но я рассказываю вам правду. И мне больше некому ее рассказать.
Когда я уходил из дома Зданевич-Кутателадзе, то случайно бросил взгляд на бутылку из-под вина, которая смотрела на меня этикеткой. Бутылку незадолго до этого принесла помощница Мирель Кирилловны по хозяйству, все эти дни она оставалась в доме. Когда я пришел, женщина выбежала на улицу и купила в ближайшем магазине то, что попалось под руку. На бутылке было написано — «Пиросмани».
Мудрец. Историк, искусствовед Виталий Вульф
Говорят, у телевизионного ведущего судьба очень коротка: показывают по телевизору — помнят, перестали — тут же забыли.
Виталий Вульф исключение. Его не стало весной 2011 года, а имя автора «Серебряного шара» по-прежнему не оставляет равнодушным: кто-то вспоминает с восхищением и обожанием, а кто-то категорически не приемлет и раздражается.
Так получилось, что я хорошо знал Виталия Яковлевича. Знакомство с ним было для меня огромной честью, великой удачей и большим счастьем.
Наше общение началось во время подготовки большого юбилейного материала, посвященного Марлен Дитрих.
Вульф рассказывал о ней так, как умел только он, создавая абсолютное ощущение своей причастности к судьбе кинодивы. А я записывал его монолог. Статья увидела свет, понравилась не только читателям.
Затем мне предложили сделать интервью с самим Вульфом. Текст тоже получился неплохим.
«У тебя природная легкость письма», — сказал мне Виталий Яковлевич, который вообще не был большим любителем говорить комплименты.
Чего не скажешь о его желании выслушивать мнения друзей о своих программах. Знающие люди набирали номер его домашнего телефона уже при появлении на экране финальных титров, иначе было не дозвониться.
В последние годы его жизни мы виделись не так часто. Виталий Яковлевич был увлечен своим новым детищем — радио «Культура». Помню, утром я прочитал в новостной ленте о его назначении на должность главного редактора.
А вечером Виталий Яковлевич уже позвонил мне в Париж: «Приезжай, есть работа».
Сотрудничества не получилось. О чем не жалею — одно дело приятельствовать, а совсем другое — находиться в положении начальник — подчиненный. Вульф буквально горел работой, во время приездов в Москву мне удавалось разве что поговорить с ним по телефону.
У Виталия Яковлевича появился помощник, чей номер телефона он продиктовал мне, как показалось, с какой-то гордостью. Но надо отдать должное Вульфу: ни разу мне не пришлось договариваться о встрече или разговоре через третьих людей.
Мы были знакомы десять лет. И всегда находились в разных весовых категориях — и возрастных, и социальных. Но каких-то барьеров в общении я не чувствовал никогда.
Вульф мог рассказать об Ольге Книппер-Чеховой, вдове великого Антона Павловича, а в другой раз дать совет, как правильно собирать чемодан в поездку.
У каждого был свой Виталий Вульф. Большинству вспоминается его неторопливая манера рассказывать увлекательные истории о знаменитых и подзабытых героях прошлых лет, в судьбах которых он умел найти неожиданные грани. А у меня с именем Вульфа в первую очередь ассоциируется его уютная квартира в районе Арбата, где мне не раз доводилось бывать.
Именно там Виталий Яковлевич был самим собой. Нет, он не играл на экране. Просто, согласно законам жанра, должен был казаться стойким солдатом. И лишь дома мог признаться, как на самом деле устал.
«У меня ощущение, что накопилась уже тысячелетняя усталость», — как-то произнес он. Я наивно предположил, что в таком случае необходимо устроить передышку, взять таймаут. «О чем ты говоришь?! — по-доброму возмутился Вульф. — У меня записи программы, а потом выступление в Петербурге. Когда мне отдыхать?»
Своей жизнью Виталий Яковлевич доказал, что невозможное все-таки бывает возможно. Если бы не пример его биографии, сложно было бы поверить, что простой юноша из Баку сумеет покорить Москву, что выпускник юридического факультета станет едва ли не самым авторитетным искусствоведом страны, что обладающий не самой выдающейся дикцией рассказчик превратится в одного из популярнейших телеведущих. И что в шестьдесят лет — именно в этом возрасте к Вульфу пришло признание и популярность — жизнь, по большому счету, только начинается.
Никогда не забуду, как однажды я пришел домой к Виталию Яковлевичу, и он стал рассказывать об актрисе Валентине Серовой. Его повествование о звезде сороковых было таким же захватывающим, каким бывало во время телевизионных эфиров. Но самое интересное случилось после того, как перипетии трагической судьбы Серовой были рассказаны и мне пришла пора уходить.
За окном в этот момент начался сильнейший ливень.
И Вульф предложил дождаться его окончания. «А я пока прочту вам стихи Симонова, которые он посвятил Валентине Серовой», — сказал Виталий Яковлевич.
Он взял с полки томик стихов, расположился в своем любимом кресле и принялся читать. Это было настоящее театральное действо! По оконному стеклу лупили капли дождя, а хозяин дома, уютно сидя в глубоком кресле, читал пронзительные строки.
Больше всего в тот момент мне хотелось, чтобы дождь продолжался как можно дольше.
Вульф был мудрым человеком и мог ответить едва ли не на любой вопрос. В том числе и о науке самой жизни. Как-то в одной из газет появилась не очень добрая заметка о нем.
Я позвонил Виталию Яковлевичу, надеясь как-то поддержать его. Но он был совершенно спокоен: «Мало ли кто что будет говорить. А завтра напишут, что я украл слона. И что, мне идти в зоопарк и требовать справку, что это неправда?»
Хотя когда появлялись обидные статьи о его друзьях и коллегах, Вульф поднимался на защиту. Он умел заставить уважать и себя, и других. «Если надо, я становлюсь суровым, как Ледовитый океан, — говорил он. — Потому что лгать не дозволено никому!»
Одним из его ближайших друзей был Олег Ефремов. Когда знаменитый режиссер и актер ушел из жизни, Виталию Яковлевичу было впору выражать соболезнования, как члену семьи. Он так обожал Ефремова, что мне даже было страшно встречаться с Вульфом на похоронах худрука МХАТа, я не знал, какие слова следует говорить в этом случае.
Помню, Вульф стоял возле церкви Новодевичьего монастыря, где в тот момент отпевали Ефремова. А потом мы вместе пошли на Новодевичье кладбище.
Когда все было закончено, еще долго бродили по аллеям некрополя и Виталий Яковлевич вспоминал, вспоминал, вспоминал. Это была одна из его самых блестящих лекций об истории Художественного театра, ведь мы проходили мимо могил всех его основоположников и великих актеров.
