Йохан Бреннеке - Немецкие субмарины в бою. Воспоминания участников боевых действий. 1939-1945
Одним из командиров, которые добились больших успехов с помощью новой торпеды, был Альбрехт Бранди. Первая его лодка была потоплена в 1943 году у африканских берегов Средиземного моря, потом он еще дважды выживал после гибели двух других его лодок. Сейчас Бранди — архитектор.
* * *«Два британских авианосца, три крейсера и около двадцати эсминцев и корветов в настоящее время проводят учения в районе Гибралтара».
Так говорилось в радиограмме, полученной ближе к концу августа от разведки ВМФ.
Воды Средиземного моря кристально чисты и прозрачны, часто море бывает гладким, как деревенский прудик. Даже слегка поднятый над поверхностью перископ оставляет после себя на такой воде длинный пенистый след. Он выдает лодку, так как виден с самолета издалека. И так бывало часто. Британская авиаразведка успела накрыть Средиземное море мелкоячеистой сетью, что делало жизнь подводников невероятно трудной.
28 августа 1943 года Бранди готовился к выходу в море. Вот что он пишет:
«Я вышел в море в большой спешке. Сначала двигался со скоростью велосипедиста, в надводном положении, потом — пешехода, под водой. Я очень осторожно крался к соединению кораблей противника. Эсминцы образовали вокруг двух авианосцев и крейсеров два кольца охранения.
Я поднырнул под внешнее кольцо эсминцев и подкрался на бесшумном ходу к большим кораблям. Перископ поднимал каждый раз на считаные секунды.
По моим подсчетам, главный корабль находился в радиусе выстрела. „Спокойно, — говорил я себе. — Еще чуть-чуть поближе, и дай бог тебе спокойствия и выдержки“.
Скоро авианосец был в поле моего зрения. Он казался громадным, массивным. И в тот момент, когда я собрался дать команду приготовить торпедные аппараты к залпу, корабли изменили курс, словно производили маневр с целью уйти с линии огня атакующей подводной лодки. Вполне возможно, что они как раз и отрабатывали совместный маневр. Я воздержался от выстрела. Шанс поразить цель был ничтожным, а потерять лодку — весьма велик.
Я целый день маневрировал, пытаясь выйти на позицию для выстрела, но все безуспешно. Это был день сплошной нервотрепки.
Над головой и вокруг нас раздавались высокие тона винтов британских эсминцев и корветов — весьма раздражающие шумы. В любой момент, я чувствовал, они могут обнаружить нас. Но британцы, очевидно, чувствовали себя в такой безопасности, что пренебрегали использованием своих гидрофонов. Иначе бы они нас нашли.
Тот факт, что я вошел в контакт с противником и он проводит учения несколько дней, вселял надежду, что у меня еще появится возможность атаковать его. И все-таки было обидно, что под носом у меня ходят такие великаны, как „Формидабл“ и „Илластриес“, а я не могу ничего поделать. А узнать их я узнал, потому что у нас были их силуэты.
И на второй день мне не повезло. А на третий я не смог даже подобраться к ним.
Наконец после всех этих долгих и бесплодных дней я решил, что надо что-то положить в карман, прежде чем возвращаться на базу. И я поразил два эсминца — один по правому, другой по левому борту, залпом четырех торпед, по две на каждого.
В Гибралтаре зашевелилась противолодочная оборона. Мы были так близко к нему, когда я стрелял, что было видно многое из происходящего на Скале.
Я под водой пошел под прикрытие африканского берега. Эсминцы забегали над нашей головой во все стороны. Глубинные бомбы посыпались десятками, но все — не ближе мили от нас. Люди в лодке широко улыбались — впервые за весь поход.
После того как над Северной Африкой и узкой полосой пролива опустилась ночь, я всплыл. Батареи нуждались в подзарядке, но больше всего нам нужен был глоток свежего воздуха.
Стояла прекрасная звездная ночь. Вокруг царило спокойствие. Ни силуэта, ни шума самолета. Я передал вахту и велел держать курс на Мелилью на африканском побережье, а сам пошел вздремнуть. В тот момент, мне казалось, наши радары были для меня важнее впередсмотрящих.
Внезапно тишину ночи разорвали два взрыва. Лодку тряхнуло. Я спрыгнул с койки.
Тут раздался третий взрыв. Лодка встала на дыбы. Раздались звуки бьющегося стекла, вырубился свет. Воцарилось столпотворение, неописуемый хаос. Полопались трубопроводы, повыскакивали из своих гнезд металлические пайолы палубы.
Бросившись в центральный пост, я попал ногой между двух трубопроводов, сорвавшихся со своих мест. Чем больше я старался высвободить ногу, тем больше ее, казалось, зажимало. Люди, бежавшие в центральный пост из первого отсека, натыкались на меня, старались протиснуться, и оттого меня еще больше зажимало. В темноте они, конечно, не видели меня, и тем более не видели, что перед ними командир. Отчаянная ситуация требовала отчаянных мер, и мне приходилось довольно грубо отбиваться от объятий моих усердных друзей и делать соответствующие высказывания насчет того, что я о них думаю, и в кратких выражениях объяснять, что я тоже спешу на работу.
Наконец восстановилось подобие порядка, я сумел с посторонней помощью вытащить ногу и броситься в боевую рубку и далее — на мостик.
Выскочив на мостик, я был встречен адским ревом. Как мне показалось, верхняя вахта чему-то радовалась. Вахтенный офицер показал рукой вперед влево, и я успел увидеть исчезающий в волнах вражеский самолет.
Оказывается, пока мы там думали, что лодка тонет, верхняя вахта сбила самолет. Люди увидели близкий силуэт, открыли огонь и попали!
— Всем наверх! — крикнул я.
Нас побило здорово. Даже дизели встали. Лодка стала почти грудой металла. Потом я услышал, что произошло.
Третья бомба упала на волосок от борта лодки и затем взорвалась на глубине 15–20 метров под нами. Никто из нас внизу, я думаю, не заметил особенно, как нас приподняло взрывом, но, когда лодка пошла вниз, да еще в нее попала вода из выросшего после взрыва и обрушившегося на нее столба воды, я и подумал: „Вот оно. Вот как оно бывает, когда тебя топят“.
На одном хромом дизеле мы попытались продолжить путь к берегу. Я надеялся, что мы сможем пройти у прибрежных скал и спрятаться под маскировкой из брезента и за скалами.
— Если этот парень не воспользовался радио, — сказал кто-то, — то они, может, и не пришлют другой самолет.
— Пришлют! — возразил я. — Это парень ведь улетал не навечно. Как только время выйдет, из его эскадрильи пошлют еще кого-нибудь — выяснить, что с ним случилось.
Второй самолет, как и положено, появился. И довольно скоро. Первый летчик явно послал сигнал, прежде чем атаковать. Второй самолет обошел нас на весьма почтительном расстоянии.
