Леонид Самутин - Я был власовцем
Практически я свернул свою работу. Газета продолжала выходить, но исключительно на официальных материалах, привозимых нам еженедельно курьерами из Берлина, из Дабендорфа. По батальонам я прекратил езду. Возобновил свои связи со знакомыми эмигрантами в Копенгагене. Сумел туда съездить сам из нашего северного городка Ольборга, вел с эмигрантами разговор начистоту о неизбежности прибегнуть к их помощи, когда начнется «шапочный разбор». Получил от них заверения о всей возможной помощи, которая будет в их силах.
В середине февраля, воспользовавшись приступом обострившейся старой болезни, лег в госпиталь на операцию, передав газету своему заместителю. Расчет был на то, что после операции проваляюсь месяца полтора, там конец приблизится, будет яснее, как поступать. Становилось очевидно, что следует думать не о нашем так называемом деле, а о сколько-нибудь достойном выходе из него.
Выйдя из госпиталя через месяц с небольшим, я вдруг тут же получил отзыв в Берлин, в штаб Власова. Явившись к полковнику Кромиади и поселившись у него на квартире на Кибитцевич 21, улице, где были размещены в двухэтажных коттеджах все основные власовские учреждения и квартиры главных деятелей, я узнал от него, что меня прочат на новую знаменательную должность – Начальника пропаганды Вспомогательных войск. Оказывается, по линии Внутреннего Фронта, которым командует сам Гитлер, глава всех органов и служб государственной безопасности Германии, получено разрешение формировать так называемые Вспомогательные войска в количестве пока не менее 100 тыс. человек из военнопленных и рабочих «OST», с которых так и не удалось добиться снятия унизительного значка, чтобы эти Вспомогательные войска были непосредственным резервом для разворачивающихся сейчас основных сил. Что же из себя представляют эти «основные» силы? С удивлением я узнал, что в общей сложности сейчас имеется не больше 2,5 дивизии, подчиненных непосредственно Власову, и то дислоцированных в разных местах, на юге Германии. Штаб находится в Берлине, «ставка главнокомандующего», т. е. самого генерала Власова, вообще где-то на колесах. Первая из сформированных дивизий – это бывшая бригада головорезов Каминского, в прошлом – банда вроде отрядов небезызвестного Махно. Она куролесила немало в Брянской области, потом в Белоруссии, оставляя за собой всюду кровавый след, а под конец отличилась особенными зверствами при участии в подавлении польского националистического восстания в Варшаве. Никогда эти «каминцы», так же как и «дружинники» Гиля, не считали себя «власовцами», а теперь немцы, как в насмешку, отдали их Власову для формирования первой дивизии. И вторая дивизия была собрана из всякого сброда, в том числе и многих бывших полицейских, но ни одного линейного батальона из состава Вермахта Власову передано не было. А именно там, в линейных русских частях Вермахта, и содержался основной костяк убежденных власовских людей. Так шло формирование «основных» сил. Теперь все спохватились формировать Вспомогательные войска.
Больше недели я просидел в ожидании нового назначения. В это время на меня было произведено еще одно «покушение». Полковник Бочаров, бывший «Осинторфовец», часто вечерами заходивший к Кромиади, познакомившись со мной, вдруг захотел иметь меня помощником в своей миссии – Власов посылал его на переговоры в штаб Краснова, чтобы склонить казаков к «покорности», т. е. уговорить их сделать официальное заявление о присоединении к Комитету и признании его Манифеста. Бочарову не хотелось ехать одному, и он приглядел меня к себе в состав «делегации». Он собрался уже идти к Власову просить моего назначения, но на это его намерение наложил «вето» Кромиади, сказав: «Поручика Самутина с вами никуда отсюда не пустим». Через несколько дней мне вручили выписку из приказа Власова о присвоении мне очередного звания – капитана РОА и о назначении на новую должность – начальника Отдела пропаганды штаба Вспомогательных войск. Я поступал под начало начальника этого штаба – старенького и серенького полковника Антонова, совершенно безынициативного и бездеятельного человека лет шестидесяти. Тому явно было все равно, он понимал бесполезность и бессмысленность всех предпринимавшихся усилий и ничего не делал по своей линии. Я на минуту было загорелся, вспыхнул на новом поле деятельности и быстро сколотил себе из резерва группу человек 8-10 из газетчиков, литераторов и просто наделенных организаторскими способностями людей, но мы тут же и встали в тупик – а что же делать дальше? Штаб вспомогательных войск – есть, один из отделов этого штаба – отдел пропаганды – тоже есть, а вот где войска? Войск-то не было… Времени уже не оставалось для разрешения этой неразрешимой задачи!
6 апреля полковник Кромиади заявляет мне – сегодня вечером с канцелярией мы уезжаем из Берлина на юг Германии, собирайтесь и едемте со мной. Я отказался – как я могу бросить начатое дело и без приказа уехать – ведь я военный человек. У Кромиади не было возможности получить новый приказ, и он со вздохом уехал. Я остался в Берлине, который постепенно пустел.
Двенадцатого утром вдруг меня вызывают в Отдел разведки и контрразведки, которым заправлял некто Тензоров, по слухам – какой-то московский доцент математики, фамилия явно не своя, псевдоним. Человек угрюмой и мрачной внешности. В кабинете Тензорова я застал десятка полтора-два офицеров разных рангов, так же как и я, вызванных неожиданно для всех. Тензоров сидел за столом, уткнувшись в бумаги, и только проверял по списку приходивших вызванных.
Когда все собрались – я один из последних, – Тензоров объявил:
– Вот в чем дело, господа. Ни для кого из вас не секрет, что до конца войны остались считаные недели, если не дни. Каким будет этот конец, мне тоже вам объяснять не требуется. Нам остается исполнить последний долг перед тысячами и тысячами наших русских людей, которые два или три года верили нам. Их ждет печальная судьба. Союзники, если будут брать их в плен, обязательно сочтут их предателями и изменниками и будут выдавать их на советскую сторону, как и случилось уже со многими нашими людьми из батальонов героически сопротивлявшихся вторжению союзников в Бретани, во Франции. Взятые союзниками, главным образом американцами, эти люди уже выданы ими на расправу Сталину. Какая их ждет судьба – опять-таки рассказывать не нужно, вы знаете. Так вот, нужно сделать попытку спасти от выдачи возможно большее число наших людей, нужно сохранить живую силу, сохранить проверенные антисоветски настроенные кадры военных, офицеров и солдат от выдачи союзниками этих людей нашим врагам – Сталину и его слугам. Для этого есть только один возможный – не абсолютный, а возможный, – путь, это – немедленный переход наших войск на сторону союзников при первом же боевом соприкосновении с ними, переход, связанный, возможно, с необходимостью преодоления – вооруженного преодоления, – сопротивления немцев, если те вздумают препятствовать. Это – приказ. Мы собрали здесь всех тех, кто имел в прошлом непосредственные личные контакты с частями, расположенными в разных частях Европы.
